Шарль Монтескье - Избранные произведения о духе законов

В жизнеописании Людовика Благочестивого, написанном Теганом, говорится, что епископы были главными виновниками унижения этого государя — в особенности те из них, которые раньше были крепостными, и те, которые родились среди варваров. Теган обращается к Гебону, которого этот государь вывел из рабства и сделал реймским архиепископом, с такими словами: «Какую награду получил император за столько благодеяний! Он сделал тебя свободным, но не благородным, благородным он не мог тебя сделать, даровав тебе свободу».

Эта речь, столь ясно доказывающая существование двух разрядов граждан, нисколько не затрудняет аббата Дюбо. Он отвечает так: «Это вовсе не значит, что Людовик Благочестивый не мог возвести Гебона в звание благородного. Гебон, как реймский архиепископ, принадлежал к высшему классу, стоявшему над благородными». Предоставляю читателю решить, сказано ли это в приведенном месте, пусть он сам судит, идет ли здесь речь о первенствующем значении духовенства сравнительно с дворянством. «Это место доказывает только, — продолжает аббат Дюбо,— что свободнорожденные граждане назывались людьми благородными, согласно общепринятым обычаям благородный и свободнорожденный человек долгое время означали одно и то же». Как! Только потому, что в новейшие времена некоторые буржуа получили звание благородных, цитата из жизнеописания Людовика Благочестивого становится применимой к этим людям? «Может быть также,— добавляет он,— Гебон был рабом вовсе не у франков, а у саксов или у какого-либо другого германского народа, где граждане делились на несколько разрядов». Итак, по причине может быть аббата Дюбо следует считать, что у франков не было дворянства. Но он никогда еще не употреблял так некстати слово может быть. Мы сейчас видели, что Теган, говоря о епископах, которые противодействовали Людовику Благочестивому, различает тех, которые вышли из крепостных, и тех, которые происходили от варваров. Гебон принадлежал к первым, а не к последним. К тому же я не понимаю, как можно говорить, что крепостной, как Гебон, мог быть саксом или германцем: крепостной не имеет семейства, а следовательно, и народности. Людовик Благочестивый отпустил Гебона на волю, а так как вольноотпущенники принимали закон своего господина, то и Гебон стал франком, а не саксом или германцем.

Я нападал, теперь же стану защищаться. Мне скажут: сословие антрустионов, конечно, составляло особый разряд граждан, отличный от простых свободных, но так как феоды сначала были временными, а затем пожизненными, то и не могло образоваться наследственного дворянства за невозможностью присвоить прерогативы наследственному владению. Это самое возражение, несомненно, и внушило де Валуа мысль, что у франков был один разряд граждан,— мысль, которую заимствовал у него аббат Дюбо, чтобы затем исказить ее плохими доказательствами. Как бы то ни было, не аббат Дюбо мог сделать это возражение, иначе, признав существование трех разрядов римского дворянства и звание королевского сотрапезника для первого из них, он не сказал бы, что звание это означало родовое дворянство более, чем означало его звание антрустиона. Но я должен дать прямой ответ. Антрустионы, или верные, были таковыми не потому, что имели феод, наоборот — им давали феод потому, что они были антрустионами, или верными. Следует вспомнить, что я говорил в первых главах этой книги: они еще не владели в то время постоянно одним и тем же феодом, как это было впоследствии, но если они лишались одного феода, то взамен его им давали другой, так как феоды давались в зависимости от происхождения человека, так как они давались часто и в народных собраниях и, наконец, так как было столько же в интересах дворян получать их, как в интересах короля их давать. Эти роды отличались своим званием верных и преимущественным правом компенсации за феод. Я укажу в следующей книге, каким образом благодаря обстоятельствам того времени свободные люди могли иногда пользоваться этим великим преимуществом и, следовательно, вступать в сословие дворян. Этого не было во время Гонтрана и его племянника Хильдеберта, но это было при Карле Великом. Тем не менее, хотя со времен этого государя свободные люди не считались неспособными к владению феодом, отпущенные на волю крепостные, как это, невидимому, следует из приведенной выше цитаты из Тегана, были совершенно лишены этого права. Аббат Дюбо, ссылающийся даже на Турцию с целью дать нам понятие о том, чем была древняя французская знать, быть может, заметит на это, что в Турции никогда не жаловались на предоставление почестей и дарование высоких званий людям низкого происхождения, как жаловались на это в царствование

Людовика Благочестивого и Карла Лысого. Но на это не жаловались в эпоху Карла Великого, потому что этот государь всегда отличал старые роды от новых, чего не делали Людовик Благочестивый и Карл Лысый.

Общество не должно забывать, что обязано аббату Дюбо многими превосходными сочинениями, и должно судить о нем по этим прекрасным его произведениям, а не по книге, о которой мы здесь говорим. В ней аббат Дюбо допустил большие ошибки, потому что больше имел в виду графа де Буленвилье, чем разрабатываемый предмет. Из всей моей критики я выведу одно размышление: если этот великий человек заблуждался, то чего только не могу опасаться я?

Сначала графы посылались в округа только на один год. Но вскоре они стали покупать право продления своей должности. Мы находим пример тому уже в царствование внуков Хлодвига. Некто Пеоний, граф в городе Оксерре, послал сына своего Муммола с деньгами к Гоитрану, чтобы получить разрешение на дальнейшее пребывание в своей должности. Сын отдал эти деньги за себя и таким образом получил место отца, Короли уже тогда начинали торговать своими милостями.

Хотя по законам королевства феоды и подлежали возврату, их, однако, не давали и не отбирали назад по капризу или произволу. Предмет этот принадлежал обыкновенно к одному из главных вопросов, разрешаемых в народных собраниях. Само собой разумеется, что и в настоящем случае, как и в предыдущем, подкуп оказывал свое действие и что за деньги можно было продлить владение феодом, так же как и графством.

Я покажу дальше, что кроме пожалований, делаемых государями на время, были такие, которые делались навсегда. Однажды двор задумал отменить сделанные ранее пожалования, это вызвало всеобщее недовольство, следствием которого был знаменитый в истории Франции переворот, начавшийся удивительным зрелищем казни Брунгильды.