Михаил Болтунов - Невидимое оружие ГРУ

И после этого некоторые наши средства массовой информации выдают Пеньковского за «человека, который спас мир». Да не спас он мир, а пододвинул его к краю ядерной пропасти. Американцы поняли, что они могут действовать безнаказанно.

Наконец, наступает трагический 1962 год. Для Никиты Хрущева он начинается с нового «подарка». В феврале и в последующие месяцы по каналам Разведуправления Генштаба поступают особо важные документы. Среди них новый «План ядерной войны № 200/61» и «Перечень целей для нанесения ударов по территории СССР и стран народной демократии». Запланировано для ядерного удара почти семьсот целей. Вдумайтесь в эту цифру. Столько наших городов, промышленных и научных центров, военных объектов. А нам нечем их прикрыть. Да и ответить нечем. Что испытывал в этот момент руководитель Советского Союза, Верховный главнокомандующий? Как он должен был относиться к разнузданной ядерной вахканалии, развязанной Америкой?

Наложите на эти события Берлинский кризис 1961 года и, наконец, Кубу. Я принципиально до сих пор не упоминал о ней. Теперь можно понять, перед каким страшным выбором стоял Никита Хрущев: либо он найдет «холодный душ» для разгулявшихся янки, либо сотни ядерных целей превратятся в сотни Хиросим. Только уже не в Японии, а в Центральной России, на Урале, в Сибири, в Поволжье, на Дальнем Востоке.

Куба стала лишь катализатором стремительно развивающегося кризиса между СССР и США. В своем письме премьер-министру Революционного правительства Республики Куба Фиделю Кастро, на котором стоит дата — 31 октября 1962 года, Никита Хрущев спрашивает: «Возникает такой вопрос: а может быть, нам с вами не стоило договариваться и завозить ракетно-ядерное оружие на Кубу, тогда не было бы кризиса? Это, конечно, заблуждение. Все говорят о том, что если бы мы не пошли на эти меры, то уподобились бы лягушке: сидеть смирно, пока не схватит цапля».

Вот главное. Руководитель великой страны-победительницы не мог и не хотел уподобляться лягушке, смиренно ожидающей, когда ее проглотят.

Далее в послании кубинскому лидеру, Хрущев отвечает на весьма важный для него самого вопрос, хотя речь идет о нападении на Кубу. «Почему же США отказались от этого? — вопрошает он. — Что это, вразумление свыше, которое Кеннеди получил, когда он, как сообщалось, пошел в церковь молиться? Нет, это ракетное оружие, которое американцы обнаружили на Кубе».

И тут, на мой взгляд, Никита Хрущев совершенно прав. На сей раз пришло время американцам испытать шок. Они оказались в шкуре советского лидера, или точнее, в «шкуре лягушки». Конечно, это не семьсот целей, приговоренных американцами к уничтожению на нашей территории, но даже реальная возможность уничтожения нескольких объектов в США советскими ядерными ракетами привела их в ужас.

Еще бы, только вчера у них было все о’кей, да и Пеньковский несказанно обрадовал, мол, советские ракеты не долетят до США, а тут под носом нежданно-негаданно такой «атомный подарок».

Никогда еще за всю историю своего существования Соединенные Штаты не испытывали такой сверхреальной угрозы получить ответный удар. Нельзя сказать, что они не знали ничего подобного. Но это было где-то там, в Европе, в Азии, на чужой, далекой для большинства американцев земле. А тут ракеты с ядерными боеголовками могли разорваться в центре родного Вашингтона или Сент-Луиса, не говоря уже о Мемфисе или Атланте.

Америка дала гарантии ненападения на Кубу, СССР вывез свои ракеты с острова. Кризис разрешился благополучно, мирным путем.

В его разрешении принимали участие тысячи известных и никому не известных людей. Среди тех, кто неизвестен и доныне — военные разведчики.

Сегодня, к счастью, раскрыто имя офицера ГРУ Георгия Большакова.

Однако его вклад в разрешение Карибского кризиса практически не оценен. А он, кстати говоря, был одной из ключевых фигур тех трагических месяцев. Георгий Никитович никогда не служил в КГБ, как это утверждают придворный борзописец ЦРУ Дж. Шектер и перебежавший к американцам бывший сотрудник внешней разведки КГБ П. Дерябин в книге «Шпион, который спас мир». Ошибся и Сергей Хрущев, когда назвал его резидентом советской разведки в своем исследовании «Никита Хрущев. Кризисы и ракеты». Большаков — рядовой оперативный офицер ГРУ, работавший под прикрытием сначала бюро ТАСС в Вашингтоне, потом — корреспондентом журнала «Советский Союз».

В его задачи входил поиск источников по военно-политической и экономической проблематике, но никак не установление связи с высшим руководством Соединенных Штатов Америки.

Но так уж распорядилась судьба, что Георгий Никитович оказался на самом острие кризиса. Он стал своего рода тайным связным между Джоном Кеннеди и Никитой Хрущевым.

Большаков был в США дважды. И еще в период своей первой командировки в 1951–1955 годах познакомился с видными и влиятельными американскими аналитиками и журналистами, такими как Уоррен Роджерс, Джеймс Рестон, Теодор Уайт, Уолтер Липпманн.

Во второй приезд в США один из журналистов, корреспондент «Нью-Йорк дейли ньюс» Фрэнк Хоулмен, с которым Большаков был в приятельских отношениях — они дружили семьями, часто ходили друг к другу в гости, — предложил Георгию Никитовичу встретиться непосредственно с Робертом Кеннеди. Представьте себе, рядовому оперативнику выпадает судьба встретиться с родным братом президента, министром юстиции, по существу — со вторым человеком в государстве. Слишком уж фантастическая перспектива, и поэтому Большаков посчитал ее нереальной и не придал особого внимания словам Фрэнка. И тем не менее, как офицер разведки, он обязан был доложить о разговоре в Центр.

Резидентура в Вашингтоне не на шутку встревожилась. Кто такой Большаков, а кто Кеннеди? Фигуры столь разной политической величины, что их встречу советский резидент просто не мог себе представить, и поэтому Большакову ее запретили. Георгий Никитович позвонил Хоулмену, извинился, что встретиться с Кеннеди не сможет, но тем не менее, несмотря на запрет, через несколько дней встреча состоялась 9 мая 1961 года. Хоулмен пригласил Большакова на ланч, а вечером отвез к Роберту Кеннеди.

Они беседовали сначала на улице, потом в офисе министерства юстиции. Резидентура ГРУ в Вашингтоне по поводу их первой беседы сообщала: «Американское правительство и президент обеспокоены тем, что советское руководство недооценивает способности правительства США и лично президента».

Поскольку разговор длился пять часов, Роберт Кеннеди и Георгий Большаков успели обсудить достаточно широкий круг вопросов: от «печальных» событий на Кубе (беседа проходила спустя три недели после провала интервенции на Плайя-Хирон) до подготовки встречи руководителей СССР и США 1 июня 1961 года в Вене.