Григорий Гершуни - Из недавнего прошлого

Наш офицер ведет переговоры с начальником тюрьмы.

- Камеры приготовлены?

- Да, конечно, по телеграмме.

- Общие?

- Нет, секретные.

Для начала недурно! Значит, они нас здесь будут держать в одиночках!

- Вещи сдадите им на руки?

- Нет, пока все останется в цейхгаузе, кроме подушки и халата. Там потом видно будет.

По-видимому, нас собираются здесь скрутить! Мы наскоро шепотом сговариваемся о "линии поведения" и невольно становимся в боевую позицию. Атмосфера напряженная. Приемка кончилась. Дежурный расписался в получении пакета и пятерых арестантов.

Шлиссельбургские офицеры издали с нами попрощались; мы ответили им довольно холодно. Шлиссельбургский конвой должен был нас теперь передать бутырскому. Жандармы окружали нас полукругом. Хотелось с ними, особенно {246} с "левыми", распрощаться тепло, но мы боялись подводить их и сидели, угрюмо насупившись. Офицер скомандовал расходиться и тут произошла сцена, глубоко нас взволновавшая. Все двенадцать унтеров звякнули шпорами и взяли перед нами под козырек, громко, отчетливо гаркнув: "счастливо оставаться!" Мы приветливо сняли шапки и крикнули им : "до свиданья, до свиданья!" Конвой весь, как по команде снял шапки и низко нам поклонился, - "не поминайте лихом!"

Шлиссельбургское и бутырское начальство вытаращило глаза и с недоумением смотрело на эту неожиданную манифестацию. Старший скомандовал: "полуоборот направо, марш!" Двинулись по шеренге, по несколько раз оборачивались в нашу сторону и махали шапками. Мы отвечали им тем же. Уже у самых ворот они еще раз обернулись, сняли шапки и прокричали: "счастливо оставаться !" Мы замахали им в ответ красными шлиссельбургскими платками.

Нас принял дежурный офицер и повел тюремным двором в наше помещение. Было часов двенадцать ночи. Тюрьма уже спала. Прошли бесконечно длинный двор, отперлись одни ворота, потом другие железные.

- Куда нас ведете? - спросили мы офицера.

{247} - В пугачевскую башню. Вы будете там одни.

- Во всей башне?! Ведь она на сорок человек.

- Кроме вас там никого не будет.

Открылась маленькая железная дверь и по винтовой железной лестнице екатерининских времен нас развели по камерам.

Камеры узкие, длинные, полукруглые. Освещается только один угол. Вся камера утопает во мраке. Пол каменный. Грязь невероятная. Напоминает старый запущенный подвал. По стенам стоять широкие лавки, на них мешки с соломой это койки. Воздух спертый, удушливый. В углу параша.

Рассадили по всем трем этажам. Тихо и зловеще.

"Будет буря", выстукивают в верхнем этаже.

"И поборемся мы с ней!" отвечают снизу.

Где-то бьет полночь....

Конец.