Мария Сергеенко - Помпеи

Прежде всего, эта усадьба (а вместе с ней и другие) решительно зачеркивает старое, высказанное Моммзеном положение о том, что древняя Италия в лице своих крупных землевладельцев отказалось от полеводства и перешла к разведению садовых культур (в широком смысле слова), с одной стороны, и к пастбищному скотоводству — с другой. Сельские усадьбы, найденные под Помпеями, целиком опровергают этот взгляд, и на поддержку им идут наши литературные источники: Катон, имевший в Кампании, может быть, не одну усадьбу, и Плиний Старший, знавший, конечно, кампанское хозяйство как очевидец. Такой округ, как Кампания, должен был представлять собой сплошной виноградник и сад. Между тем, мы постоянно встречаемся со свидетельствами о здешнем полевом хозяйстве. Хлеб неизменно присутствует в поле зрения Катона; несколько глав, превосходных с точки зрения агрономической, он посвящает как раз хлебному полю. Двести лет спустя после Катона Плиний Старший сообщает подробности кампанского севооборота. Из замечаний, рассеянных в его «Истории», мы узнаем о богатстве полевых культур в этом крае: здесь сеют ячмень, просо, пшеницу. Кампанское просо славилось своей белизной. Лучшая полбяная крупа изготовлялась там же. В Кампании же сеяли пшеницу самого высокого сорта. Можно думать, что в нашей усадьбе хлеб сеяли не только для собственного употребления (мы увидим дальше, что персонал ее был вовсе не так велик); во всяком случае, она располагала большим количеством хлеба, если хозяин счел нужным устроить ток около 150 кв. м и хлебный амбар почти в 60 кв. м.

Итак, полевое хозяйство оказывается неотъемлемой частью кампанского сельского хозяйства. Вразрез с этим утверждением стоят как будто факты, приведенные выше и подтверждающие правоту старых ученых, говоривших о превращении италийских полей в сады и виноградники. Как согласовать эти данные, кажущиеся на первый взгляд несовместимыми?

Вспомним, что arbustum в нашей усадьбе посажен на поле, обработанном, как это совершенно ясно из данных раскопок, для какого-то посева. Вспомним одно место из катоновского «Земледелия» (гл. 27): «Делай посев: сей кормовую смесь, вику, греческое сено, чечевицу — это на корм волам. Делай посев на пару, копай ямы для маслин, вязов, виноградных лоз и смоковниц; сажай их в то же самое время, как сеешь полбу». Место это, насколько мне известно, в специальной исторической литературе пропущено; между тем важность его для вопросов хозяйственных чрезвычайна. На наших глазах происходит превращение хлебного поля в маслинник и в arbustum (вязы и смоковницы сажают как опору для лоз). В подкрепление можно еще привести совет Катона молодому хозяину: «С первой молодости надлежит хозяину засаживать имение. Насчет построек следует думать, а чтобы сажать, об этом думать нечего: надо действовать. Когда возраст дойдет до 36 лет, тогда надо строиться, если имение у тебя засажено».

Речь явно идет о засаживании поля садовыми культурами; как мы уже говорили, Катон имел в виду как раз Кампанию. Дело происходит примерно в половине II в. до н. э.; сто лет спустя Варрон риторически воскликнет: «Разве Италия не засажена деревьями так, что кажется сплошным фруктовым садом?». Италия — пусть даже не целиком, но в какой-то немалой и важной части своей — стала, по-видимому, «сплошным фруктовым садом». Обстоятельство это не исключало, однако, и наличия хлебного поля: дело в том, что и сад, и нива помещались на одном и том же участке. Катон говорит об этом не вполне ясно, но у Колумеллы [90]имеется ряд мест, свидетельствующих о наличии таких комбинированных культур, и так как говорится об этом, как о чем-то само собой разумеющемся, то, очевидно, это соединение поля и сада, поля и виноградника было чем-то давнишним и обычным. Оливковый сад специально разбивался на две части: одну засевали, другая оставалась под паром. Виноградный сад и поле на одном месте находим мы и при усадьбе под Боскореале, что совершенно не противоречит указаниям латинских писателей-агрономов.

Давно уже прошли те времена, когда, увлекаясь Бюхером, говорили об ойкосном хозяйстве в древности. Гуммерус, внимательно прочитавший Катона, Варрона и Колумеллу, заставил признать всю значимость тех советов, где говорится, как важно для имения, чтобы поблизости от него пролегали хорошие пути сообщения, сухопутные или водные, чтобы рядом находились места, где можно сбывать свои продукты и покупать то, в чем усадьба нуждается. Никто не будет утверждать сейчас, что кампанская усадьба представляет собой замкнутое хозяйство, стремящееся целиком удовлетворить самостоятельно все свои нужды. Не следует, однако, утверждать и другую крайность, как это делает в последней своей работе о помпейских виллах Каррингтон (Carrington, 1931. С. 110–130), говорящий, что хозяева крупных усадьб стремятся специализироваться на какой-либо одной отрасли хозяйства. Мы имеем в усадьбе под Боскореале, несомненно, крупное хозяйство, в котором представлены, правда в разных масштабах, все четыре главных отрасли кампанского хозяйства.

В связи с этим стоит остановиться на некоторых моментах хозяйственного анализа нашей усадьбы, сделанного Тенни Франком (Frank. С. 265 и сл.). Говоря о тесных взаимоотношениях, существовавших между нашей усадьбой и Помпеями, откуда хозяин приглашал живописцев и водопроводчиков, где он покупал строительные материалы, фабричную посуду и сельскохозяйственный инвентарь, он пишет: «Хозяин заботился о производстве однородных продуктов и не беспокоился о том, удовлетворит ли его имение всем домашним нуждам. Главным делом усадьбы было производство вина… Обеспечено было производство некоторого количества масла… О разведении скота заботились мало, и, по-видимому, нужда в сене была здесь незначительной. Поучителен обзор кладовой с инвентарем. Обилие мотыг, кирок и садовых ножей, так же как и отсутствие кос, молотков и ножниц указывает на те узкие границы, внутри которых проходит работа усадьбы. Небольшая мельница и печь свидетельствуют о количестве зерна, достаточном для домашних нужд. Но ортодоксальное представление о том, что в таком доме должен быть целый штат рабынь — прях и ткачих, ни в чем не находит себе подтверждения. Земля вблизи Везувия была слишком плодородна, чтобы отдавать ее под пастбище: в усадьбе не было, вероятно, своей шерсти, и одежда покупалась».

Археологический материал, находящийся в нашем распоряжении, полностью опровергает слова об «узких границах», в которых укладывается хозяйственная деятельность нашей усадьбы. Небольшие размеры печи и мельницы свидетельствуют только о малом населении усадьбы, но не о малом количестве зерновых: размеры тока и амбара говорят как раз против такого мнения. Утверждение об отсутствии скотоводства в нашей усадьбе также неправильно: в ее инвентаре, исчерпывающий список которого сделан археологом Паскви, указывается цельная большая коса, употреблявшаяся, для косьбы соломы и травы {28} , и обломки кос, а кроме того, ножницы с треугольными лезвиями, такие, которые и поныне употребляются для стрижки овец; указываются также веретена — цельное и в кусках. Штата прях не было; население усадьбы, как мы увидим дальше, вообще было немногочисленно, но шерсть здесь пряли. Чтобы держать овец, не надо было отводить для них специального пастбища: они паслись на парах, их кормили листвой и сушеными стеблями бобовых растений, служивших одновременно зеленым удобрением. Катон недаром держал у себя при оливковом саде стадо овец в 100 голов и заботился о заготовлении листвы; овцы не требовали почти никаких дополнительных расходов, и в то же время значительно повышали доходность имения и шерстью, и молочными продуктами. Не держать их было бы просто нерационально.