Татьяна Бирюкова - В Москве-матушке при царе-батюшке. Очерки бытовой жизни москвичей

Другого народного гулянья, кроме первомайского (естественно, 1 мая — по старому стилю), в Сокольниках долгое время вовсе не было.

Но случалось, что какое-то семейство из Москвы имело доброе намерение устроить чаепитие на свежем воздухе. Тогда оно с хлопотами, «на ваньке», привозило с собой столы, стулья, самовары, посуду и прочую утварь. Отдыхавшие располагались или около Яузы, или рядом с Ширяевым полем — у колодца. Этот источник чистейшей воды назывался по-обиходному — «котелок».

Широкие народные гулянья в воскресенья и по праздничным дням начались здесь почти одновременно с гуляньями в Петровском парке — в 1830-х годах. И что интересно: между этими местностями шла некая конкуренция.

Через два года после того как вне города был разбит Петровский парк, в 1836–1837 годах в нем для концертов и танцев по инициативе начальника Кремлевской экспедиции А. А. Башилова был выстроен воксал.

Писатель М. Н. Загоскин оставил о нем восторженное описание: «Давно ли было здесь чистое поле, на котором не росло ни одного деревца, не красовалось ни одного домика… А теперь! Посмотрите, каким роскошным ковром раскинулся этот веселый парк, с каким изящным вкусом разбросаны его рощи, опушенные цветами и благовонным кустарником… Воксал… Трудно было бы придумать что-либо лучше и приятнее этого сборного места посетителей Петровского парка. Крытые широкие террасы, прекрасные галереи, чистые, красивые комнаты и огромная зала в два света истинно изящной архитектуры; совершенная свобода. Все мужчины — в сюртуках, все дамы — в шляпках. Хороший ужин, музыка для желающих танцевать, отличный хор цыган для тех, которые любят цыганские песни; полковая музыка и фейерверк для всех. Одним словом, воксал Петровского парка мог бы стать наряду с лучшими европейскими заведениями в этом роде, если бы у нас было побольше хороших летних дней и поменьше людей, для которых за морем все мило, а дома все не по душе».

Однако устроителю чудесного воксала, А. А. Башилову, спокойно не спалось: в душе появились зависть и беспокойство. И он неоднократно выражал свое неудовольствие городским властям за то, что другой царский начальник из Кремлевской экспедиции, господин Куртнер, «своими гуляньями в Сокольниках отклонил публику» от его заведения с парком. Понимая, что коммерция Башилова явно страдает, Куртнер отвечал: «Мы устраиваем увеселительные вечера для дачников, а прочих, пожалуй, прикажите отгонять».

Конечно, силой никто ничего не решал, палкой из Сокольничьей рощи никого не выгоняли. Но получилось так, что в Петровском парке стала сосредоточиваться «чистая» публика, а в Сокольники приезжали мастеровые, рабочие, торговцы, простолюдины. Исключение наблюдалось лишь в дни традиционного немецкого майского гулянья: ведь в немецкой среде было немало офицеров, чиновников, государственных мужей. А к ним на праздник приглашались и русские знакомые.

Тогда же «для удовольствия сокольничьих дачников» и назло Башилову Куртнер построил на Волчьей долине просторную палатку. В ней музыкальными бальными вечерами потешались уже не одни дачники, но и самые разные по сословию москвичи.

В 1850-х годах Петровский парк и Сокольники уже считались в городе «главными двигателями летних увеселений». С 1851 года гулянья в Петровском парке стали многолюднее, чем прежде. По отзывам гулявших в нем, парк вырос буквально на их глазах. Он великолепно разросся и по праздникам соединял в себе все летние развлечения, театр и воксал. Здесь пели песельники, работали качели, карусели.

Большая заслуга в успехе Петровского парка принадлежала Московскому Немецкому клубу, который на лето переселялся туда, в воксал. Потому в него и в сам парк устремлялись благородные и простые москвичи. Чтобы сделать свои праздники еще завлекательнее, их устроители не щадили ни трудов, ни издержек.

К примеру, в 1850 году сюда был выписан из Санкт-Петербурга известный тогдашней публике Виоль, и давались роскошные фейерверки. Вдобавок, на следующий год стали устраиваться еще и шикарные маскарады, «праздники цветов» в том же воксале. Торжества проходили, как правило, в танцевальной зале с цветочными гирляндами на белых мраморных стенах и колоннах. В центре залы ставилась высокая пирамида из цветов. На все лето воксалом брался напрокат шикарный оркестр господина Эрлангера. Он играл просто замечательно! В исполнении были разные бальные танцы, попурри из оперетт, иногда — серьезные классические произведения.

За вход в воксал платили 1 рубль 50 копеек. В газетных объявлениях писалось: «Гость может двух дам ввести. Дамы без кавалера не могут входить». Это была, конечно, не дискриминация женщин, а посильный контроль за нравственностью в обществе. В конце июня обычно сообщалось: «1 июля, в Высокоторжественный день рождения Ее Императорского Величества Государыни Императрицы, в воксале Петровского парка будет сожжен Бриллиантовый фейерверк». И чуть ниже: «Дети менее 12 лет не впускаются».

Главное гулянье в Петровском парке, с иллюминацией, проходило именно 1 июля…

Одновременно с тем развивались и Сокольники, в которых очаровывали чистый воздух, сосны, тишина. И сильные московского мира начали в Сокольниках отстраивать свои вычурные дачи, многие из которых походили на дворцы.

А там, где люди, возникает и широкая сеть их обслуживания. В Сокольничьей роще помимо разносной торговли широким успехом пользовалась другая — самоварная. Но не надо думать, что она лишь так называлась, а на самом деле прикрывала пьянство. Вовсе нет. Здесь был культ именно чаепитий: для пьяных посиделок оборванцы и босяки с самого московского «дна» облюбовали Марьину Рощу с ее «райками». Там они особо веселились на Семицкой неделе, азартно заламывая березки. Эти две соседние рощи Лосиного острова были такие разные! Не зря между ними, как твердая граница, прошла линия Николаевской железной дороги (при прокладке которой, к сожалению, было загублено огромное количество марьинорощинских деревьев).

Мысль об установке в России памятника А. С. Пушкину зародилась не в канцелярских кабинетах, не у городского головы, не в Московской управе, очень активно работавших на благо Москвы в середине XIX столетия. И вовсе не интеллигентнейшая императорская семья подала эту благородную идею. Почину к увековечению памяти о Пушкине в бронзе суждено было родиться в широко известном Ведомстве учреждений Марии Федоровны.

Лицей, в котором поэт провел свои отроческие годы, с переводом в 1843 году из Царского Села в Санкт-Петербург был подчинен принцу Петру Георгиевичу Ольденбургскому и включен в число заведений Ведомства Марии.

В 1860 году директор этого Лицея представил Главноуправляющему IV отделением Ведомства Марии докладную о том, что бывшие воспитанники всех курсов, «находясь в уверенности о благоговейной памяти всего русского народа к Александру Сергеевичу Пушкину», питомцу их Лицея, просят «дозволить открыть повсеместную по России подписку для сооружения поэту памятника, достойного народной его славы, в местности, которую укажет Его Высочество принц Ольденбургский».