Свен Штеенберг - Генерал Власов

— Добровольно мы не поедем.

Дэвис объяснил, что он солдат и всего лишь подчиняется приказу.

Казаки начали голодовку. В казарме, переделанной в церковь, начались непрерывные молебны. Были отправлены послания римскому папе, Черчиллю, в Международный Красный Крест — все они закончили свой путь в корзинах для мусора в британской штаб-квартире.

В ночь 31 мая в лагере воцарилась мертвая тишина. То там, то тут мелькали в темноте человеческие фигуры. Группа в несколько сотен, пусть даже тысяч, человек еще могла бы скрыться, однако такое большое скопление людей — тридцать пять тысяч и среди них женщины и дети — было просто не в состоянии спастись бегством в покрытых снегом горах.

На рассвете дня принудительной репатриации началось богослужение перед бараками. В 8 часов появился майор Дэвис с колонной грузовиков. Вскоре после этого подтянулись бронемашины разведки и солдаты 8-го шотландского артиллерийского дивизиона. Через громкоговорители казакам было приказано начать погрузку в грузовики. Сопротивление бесполезно. Но никто не пошевелился. Люди принялись читать заупокойные молитвы — по себе самим. Священники подняли кресты, а молодежь окружила стариков, детей и женщин.

Британцы двинулись на толпу, палками и резиновыми дубинками отбили от нее часть людей и загнали в грузовики. Детей вырывали из рук матерей, избивали даже женщин и священников. Напуганная толпа отпрянула назад. В давке рухнул воздвигнутый для священнослужителей помост, погребая под собой множество собравшихся. Наконец окружавшая лагерь ограда из колючей проволоки не выдержала натиска, и охваченная паникой толпа хлынула прямо к мосту через реку Драва и в лес в горах за ней.

Хотя бронемашины успели перегородить дорогу, многим тем не менее удалось перейти мост. Женщины и дети падали в Драву и тонули, некоторые казаки убивали членов своих семей, а потом кончали с собой. Британские отряды принялись ловить беглецов по лесам — выстрелы гремели среди деревьев. Тех несчастных, кто остался в лагере, загнали в грузовики. Многие падали без сознания, поскольку провели без пищи по нескольку суток. Наконец в 3 часа дня через громкоговорители объявили о прекращении операции на текущий день — «солдаты устали».

Насчитали 134 погибших. На берегу Дравы появилось небольшое кладбище, за которым и по сей день ухаживают те из казаков, которым удалось остаться в Лиенце. На следующий день репатриация продолжилась вплоть до окончания операции. Тридцать семь генералов, большинство из которых принадлежали к старой эмиграции и никогда не являлись советскими гражданами, 2200 офицеров и около 30 тысяч казаков были выданы Советам.

Генерал Шкуро сорвал с груди британский орден и швырнул его на землю перед британским офицером. Он попросил дать ему пистолет, чтобы не попасть живым в руки Советов. Полковника Кулакова, легендарную фигуру времен Гражданской войны, человека с ампутированными нижними частями обеих ног, советские войска попытались захватить в санатории в Восточном Тироле. Он и горстка казаков сражались до последнего патрона и полегли все до единого человека. Несколько дней спустя Паннвиц и казачьи генералы самолетом из Бадена через Вену были отправлены в Москву. Фельдмаршала Шёрнера везли вместе с ними, но обращались с ним, в отличие от казачьих генералов, как подобает. [250]

17 января 1947 г. газета «Правда» опубликовала бюллетень Военной коллегии Верховного суда СССР, в котором сообщалось, что «атаман Краснов П. Н., генерал-лейтенант белой армии Шкуро А. Г., генерал-майор белой армии Султан-Гирей Клыч, генерал-майор белой армии Краснов С. Н., генерал-майop белой армии Доманов Т. И., а также генерал германской армии, эсэсовец фон Паннвиц Гельмут» признаны виновными в том, что «по заданию германской разведки» вели вооруженную борьбу против СССР «посредством сформированных ими белогвардейских отрядов» и проводили «активную шпионско-диверсионную деятельность» и что приговор к смертной казни через повешение приведен в исполнение.

Вскоре после репатриации казаков британцы передали советской стороне 162-ю тюркскую дивизию, сосредоточенную в лагере около Таренто. Там тоже имели место и самоубийства, и гибель людей в ходе отчаянных попыток спастись бегством. Русскому корпусу и 2-й украинской дивизии генерала Шандрука повезло больше, их не стали возвращать принудительно как целые части, поскольку они состояли преимущественно из представителей старой русской эмиграции. [251]

По подписанному в Ялте 11 февраля 1945 г. соглашению, Соединенные Штаты и Великобритания обязались (позднее к ним, подписав отдельный договор, присоединилась и Франция) производить репатриацию, если придется, то и насильственную, тех, кто являлся гражданами Советского Союза на 1 сентября 1939 г., а также и тех, кто, будучи 22 июня 1941 г. (и позднее) военнослужащими Красной Армии, были затем схвачены в немецкой военной форме или добровольно сотрудничали с врагом.

Однако на практике выдавали и большое количество людей, никак не подпадавших под эти условия. Множество казаков, женщин, детей и стариков, равно как и эмигрантов первой волны, никогда не являвшихся советскими гражданами, были в нарушение всех правил переданы СССР. Поначалу такие акты репатриации еще как-то объяснимы с точки зрения победной эйфории, ненависти к Германии и ко всем тем, кто, как это казалось, пособничал нацистам. Однако соглашением никак нельзя объяснить более поздние выдачи, которые продолжались вплоть до 1947 г. Тут уже налицо прямые нарушения международного права и Женевской конвенции в отношении военнопленных.

Голоса протеста были почти не слышны. Так, в «Ле Монд» от 12 июня 1947 г. некий юрист Галиняк указывал, что концепция «принудительной репатриации» не существует в международном праве — только добровольная. В Великобритании всего за день до этого член парламента от партии консерваторов, Гарольд Николсон, направил запрос палаты общин министру иностранных дел Эрнесту Бевину, желая узнать, не входит ли, по его мнению, принудительная репатриация в любую страну в противоречие с английской традицией. Бевин ответил: «Это также противоречит нашим взглядам. Но с другой стороны, я не могу позволить тем людям выиграть из-за этого… Я готов предоставить убежище, но я не выношу людей, которые будут использовать данное право, чтобы потом ездить на нашей шее до скончания века». Николсон спросил затем, не может ли правительство, по меньшей мере, как-то гарантировать от выдачи тех людей, которым вследствие репатриации явно угрожает смерть. Бевин заявил: «Я не считаю, что мы будем поступать подобным образом. Известны случаи, когда люди предпочитали покончить с собой, чем вернуться в свою страну, однако в свете Ялтинского соглашения мои обязанности не вызывают сомнений». [252]