Станислав Ауски - Предательство и измена. Войска генерала Власова в Чехии.

Вместе с дивизией все еще двигался штаб немецких офицеров связи. Майор Швеннингер не восставал против мер Буняченко, которые воспрепятствовали бы захвату в плен дивизии Красной Армии. Растущие антинемецкие настроения в дивизии для него не были тайной. Конечно, его не приглашали на совещания с представителями восстания, но что они происходили, невозможно было утаить. Он лично сознавал, что теперь не мог понять, почему у него не было мысли о возможности восстания в Чехии и, при наличии таковой, об участии дивизии на чешской стороне. [138]

Майор Швеннингер и его офицер-корреспондент находились в сельском домике, где они были расквартированы, когда неожиданно услышали с улицы барабанный бой и после этого голос глашатая, который по-чешски что-то читал. Второй офицер говорил по-русски и из того, что он понял, он решил, что был объявлен конец войны. Оба немедленно отправились в комендатуру дивизии. Там их принял начальник штаба Николаев, прося их обождать, так как был занят. Вскоре явился офицер-корреспондент дивизии ст. лейт. Ольчовик и извинился от имени командира дивизии и его начальника штаба, что они не могут пройти, т. к. их отозвали на важное совещание. Затем от имени командира дивизии он предложил им сдать свое оружие, заверив их, что это только в их интересах, а не против их лично, и что ничего не угрожает остальным членам штаба связи. Явившийся позже подполк. Николаев сообщил им, что в это утро в Чехословакии вспыхнуло восстание. В Праге уже происходят бои и руководители восстания обратились к дивизии с просьбой об оказании им помощи. После переговоров с уполномоченными было заключено соглашение, по которому новое чешское правительство и 1-я дивизия обязуются взаимно вести бои одинаково против фашизма и большевизма. Командование дивизии поставило условие, чтобы немцам не оказывавшим сопротивление, был предоставлен почетный плен и отправка на территорию Германии. Членам штаба связи было гарантировано немедленная отправка в Германию, если они не пожелают остаться при дивизии вплоть до выяснения общего положения, иначе они будут считаться пленными. Майор Швеннингер решил остаться при дивизии со своим сокращенным штабом, т. к. он не имел доверия к чешским гарантиям. Благодаря его присутствию в дивизии у нас сохранилось одно из самых лучших свидетельских показаний об участии дивизии в пражском восстании, и ее отступлении, вплоть до 12 мая. Остальная часть штаба, действительно, уехала и на следующий день добралась до территории Германии.

Единственное, что майор Швеннингер мог сделать при данном положении, было его обращение к Николаеву с просьбой, передать командиру дивизии его личную точку зрения: несмотря на все соглашения, не воевать против немцев.

Николаев его заверил, что он удовлетворит его просьбу. Но это оказалось лишь вежливыми фразами. Он показал Швеннингеру копию соглашения, которое вскоре должно было быть подписанным, гласящим в одном пункте о совместной борьбе против фашизма и большевизма объяснив ему обстоятельства, которые привели командира дивизии к такому решению. Исходило это, однако, из предположения, что Чехословакия будет занята американцами. Швеннингер записал в своем отчете разговор с Николаевым, который я привожу полностью:

«Война кончается. Германия проиграла. От немцев нам уже нечего ожидать. Если мы будем распущены, то куда мы пойдем? У нас нет никакой родины. Германия нам ее не предложит, и даже не может. Советам в руки мы попасть не смеем. Таким образом нет никакого выхода. Но здесь у нас имеется возможность: если мы активно включимся в восстание, то мы обеспечим себе новую родину. Помните ли вы о чешской дивизии, воевавшей на стороне Красной Армии и ставшей позднее советской гвардейской дивизией? Это и есть наш шанс».

Николаев не скрывал, что ген. Власов не согласен с действиями командира 1-й дивизии. У него были свои принципы и он не хотел нарушать договор с немцами. Кроме того в попытке ген. Буняченко он не видел никакой надежды на успех. Соглашение, поэтому, было подписано не генералом Власовым, а генералом Буняченко и касалось только действий 1-й русской дивизии. [139]

В заключение Швеннингер заявил Николаеву, что 1я дивизия ставит себя в опасное положение стараясь сидеть между двух стульев. Судя по ответу Николаева, у него сложилось впечатление, что тот сознавал эту опасность.

В это предобеденное время в селении Сухомасты было необыкновенное оживление. В здании Сокола, где разместился штаб дивизии, подготавливались приказы к походу в столицу, а отдельные полки и дивизионные части получали задания и участки, занесенные красной краской на синих фототипических картах Праги. Кто, предоставил эти карты мне не удалось выяснить. Весьма возможно, что они были отпечатаны в типографии Неу- берт. [140]В то время КНС еще не заявил о себе публично, а в операциях участвовало несколько политических организаций и военных командований.

Кто же были теми уполномоченными лицами, которые подписали соглашение в Сухомастах? 5-го мая рано утром они приехали в селение Србско (близ Бероуна) и связались с частями 1-го батальона 4-го полка. Оттуда в сопровождении офицера штаба батальона они направились в с. Сухомасты, [141]Их возглавлял полковник жандармерии, о котором нам известно, что он был коренастый и небольшого роста и что с ним прибыли жандармский капитан, еще один жандармский офицер и сопровождающий штаб. Никого из них мы не знаем ни по имени, ни по фамилии. Ни можно предположить, что при таких обстоятельствах они все равно пользовались бы псевдонимами.

В тот же день в с. Сухомасты прибыл ст. лейт. армии по фамилии Немец. К какому «командованию» он принадлежал, я не знаю. Прибыли еще и другие лица.

В селении Сухомасты и в других окрестных деревнях русские раздавали цветные летучки с провозглашением освобождения Чехословацкой республики и с призывом к совместной борьбе против фашизма и большевизма. На домах развевались чехословацкие флаги, над окружающей местностью светило майское солнышко. Единственным напоминанием о прошедших шести годах были серые немецкие формы русских воинов украшенные Свято- адреевским крестом. На перекрестках стояли трехугольные черно-белые указатели, на которых немецкими буквами были обозначены районы расквартирования с русскими наименованиями «Артемьева», «Александрова»…

В течение предобеденного времени постепенно исчезли и эти серые формы. Из близкого военного склада, находившегося где-то около с. Литень, привезли немецкие маскировочные одежды и солдаты наспех пришивали на их рукавах знаки РОА. Немецкая армия редко пользовалась этими одеждами, предназначенными исключительно для полевых частей СС. В последующие дни это обстоятельство привело ко многим недоразумениям, т. к. русские добровольцы часго принимались за членов органов СС, несмотря на то, что солдаты, по приказу командира, спороли с форменной одежды германскую орлицу со свастикой. На фуражках членов РОА, уже с самого начала, были овальные бело-сине-краскые кокарды.