Нина Молева - От Великой княгини до Императрицы. Женщины царствующего дома

Теперь все зависело от капризов не знавшего отказа своим желаниям мальчишки. В двенадцать лет свобода от вчерашних воспитателей уже сама была сознанием власти, а общность игр — основанием для привязанностей и царских милостей. Цесаревна скачет вместе с мальчишкой-императором на лошадях, превосходно охотится и до упаду танцует. Брак с племянником (какое значение могли иметь в перспективе престола шесть лет разницы в возрасте!) позволял решить конфликт между старшими и младшими потомками Петра. И не Елизавете ему противиться: Царское село и Александрова слобода — слишком жалкое доставшееся от матери наследство, чтобы ограничить ими свои прихоти и жизнь.

Но около императора тесной стеной выстраиваются Долгорукие. Фавор Ивана Алексеевича, которого Петр II даже ночью не отпускает из своей спальни, должен быть закреплен браком его сестры. Екатерина Алексеевна получает громкий и заново придуманный титул «государыни-невесты». Брат может ее ненавидеть — семейных уз никто из Долгоруких не предаст. Елизавете остается поторопиться.

Значит, несмотря ни на что, Александрова слобода — Петр и слышать не хотел о возвращении в Петербург, жалкая видимость собственного двора из ближайших родственников и полунищих дворянчиков, штат, который едва-едва удавалось прокормить, и постоянный ненавистно-напряженный досмотр Долгоруких: лишь бы ничего не упустить, никакой провинности цесаревны не забыть, каждый шаг переиначить в глазах императора и большого двора.

Все благонамеренные люди радуются уменьшению царского фаворитизма принцессы Елизаветы, которая четыре дня тому назад отправилась пешком за десять или двенадцать миль на богомолье в сопровождении одной дамы и Бутурлина.

По сему отправили к нему (действовавшему на Украине против татар Голицыну. — Н. М.) три полка под начальством генерал-майора Бутурлина, которого выбрали не потому, что считали его способным, а для того, чтобы удалить его от принцессы Елизаветы, которой он был фаворитом и камергером.

Человек, который пороха не выдумает, но которого господь бог в гневе своем сделал генерал-майором.

Всемилостивейшая государыня цесаревна, вашего императорского высочества обичайная ко всем милость, паче же та предовольно мною следованная, приводит в дерзновение меня неподлежащим чрез сие представить себя пред ваше императорское высочество во всемилостивейшее предприятие, которым столько премного награжден бывал, что в жизни моей не достанет всерабственно отслужить, и тая самая усердность привлекает меня завсегда предстоять пред вашим императорским высочеством в раболепнейших замыканиях, еже и чиню от соискательной моей вседолжной верности, когда явлюсь угоден быть под высочайшим повелением по делам имеющим здесь домовым. Ваше императорское высочество, то всемилостивно мною взыскательным прошу приказывать, то не токмо с охотным желанием, но и крайнею ревностною прилежностью во всеповиновении моей простираться рабски долженствую; понеже как известился от управителя вашего императорского высочества, не без нуждных дел находится, кои все и себя самово подвергаю во всемилостивейшее высочайшее призрение.

Отпускается к поставцу ее высочества и служителям, окроме банкетов и приказов, водка, вино, пиво.

Духовник Федор Яковлев

Фрелина Анна Карловна [Скавронская, двоюродная сестра Елизаветы Петровны, будущая жена М.И. Воронцова]

Фрелины Симоновы [Гендриковы, двоюродные сестры Елизаветы Петровны]

Села Царского священник

Камор-юнкер Александр Шувалов

Дьякон Иван Лаврентьев

Г-н Воронцов [Михаил Илларионович, будущий канцлер]

Г-н Возжинский

Пимен Лялин, Петр Гагин — камер-фурьеры

Камер-паж Шубин

Василий Чулков, Игнатий Полтавцев — камор-динеры

Певчему Алексею Григорьеву [Разумовскому] чрез день и два дни водки и вина по крушке, пива по 4, по 6 и 7 кружек на каждый день

Авдотья Павлова, Устинья Никитина, Анна Самарина, Акулина Чулкова, Катерина Яблонская, Агафья Яковлева, Авдотья Селихова — камор-юнгферы

Елизавета Ивановна

Лекарь Ведре мадамы

Кристина Крестьянова

Мадама что при фрелинах

Мадама что шьет золотом кормилица Василиса Степанова кофишенки: Василий Страшников, Карл Сиверс музыканты: Штройс, Иван Матвеев кухмистер Яган Фукс футер-маршал Ратков лейб-кучер Скорняков бандурист Григорий Михайлов валторнисты 2 человека певчие: Иван Петров, Кирила Степанов, Петр Еремеев, Петр Лазорев, Федос Мосеев, Иван Федоров капрал Купреянов что у строения кузнец Яган Карла

Татьяна Тютчева

Яков Дмитриев мадам Пангорша

Можно было лишиться и больше не искать милостей взбалмошного мальчишки. Уехать в глухую Александрову слободу и месяцами не наведываться в старую столицу. Забыть о похоронах родного дяди и пренебречь обязательным придворным празднованием собственных именин. Развлекаться строительством — хоть всего-то дела был дом на Торговой площади слободы, верх деревянный, низ каменный. Высчитывать гроши на новые салфетки — старые давно излохматились — и пару ситцевых платьев. Устраивать домашние праздники (откуда взять гостей!) и сочинять стихи:

Затишной жизни не получалось. Все равно цесаревна. Все равно теперь уже единственная — Анна Петровна умерла годом позже матери — дочери Петра. Самого Петра. Обходительная. Улыбчивая. Ловкая в седле и в танцевальном зале. Не знавшая усталости. Каждому припасавшая ласковое словцо. Ее легкомыслие готово было для современников смотреться непосредственностью, слабость к увлечениям искренностью.

Долгорукие, как никто, умели ее оценить. И они не сомневались: единственная надежная защита от цесаревны — монастырь. Чем быстрее по времени, чем дальше по расположению, тем лучше. Былой фаворит Петра II, Иван Алексеевич Долгорукий, подтвердит это через много лет сибирской ссылки, на дыбе, чтобы оказаться приговоренным к казни через четвертование.

Иван Алексеевич Долгорукий при подписывании допроса один на один с канцеляристом сказал: «ныне-де фамилия и род наш весь пропал; все де это… нынешняя наша императрица (Анна Иоанновна. — Н. М.) разорила, а все де послушала цесаревны Елизаветы Петровны за то, что я де хотел ее за непотребство сослать в монастырь».