Юрий Фельштинский - Архив Троцкого (Том 3, часть 1)

«Так как социальные условия России не созрели для социалистического переворота, то политическая власть была бы для пролетариата величайшим несчастьем. Так говорят меньшевики. Это было бы верно,— отвечает Ленин,— если бы пролетариат не сознавал, что дело идет только о демократической революции. Другими словами, выход из противоречия между классовыми интересами пролетариата и объективными условиями Ленин видит в политическом ограничении пролетариата, причем это самоограничение должно явиться в результате теоретического сознания, что переворот, в котором рабочий класс играет руководящую роль, есть переворот буржуазный. Объективное противоречие Ленин переносит в сознание пролетариата и разрешает путем классового аскетизма, имеющего своим корнем не религиозную веру, а «научную» схему. Достаточно лишь ясно представить себе эту конструкцию, чтобы понять ее безнадежно идеалистический характер».

Ясно, что Ленин не думал ни о каком ограничении классовой борьбы пролетариата во имя сохранения демократической диктатуры, что он отдавал себе отчет, что пролетариат на покушение не низвергнутой еще буржуазии и буржуазных слоев деревни ответит совместно с деревенской беднотой установлением пролетарской диктатуры, т. е. низвержением буржуазии, и что он давал себе отчет, что при низком уровне экономического развития России 1905 г. эта диктатура может удержаться, если на помощь ей придет западноевропейский пролетариат. «Две тактики» показывают, что он давал себе отчет в том, что в этой борьбе примет участие мировая буржуазия, с интересами которой тесно связан царизм. Ленин не обострял только понятия этой связи сохранения социалистической диктатуры в России с помощью западноевропейского пролетариата, чересчур заостренной формулировкой тов. Троцкого, а именно, что это должна быть государственная помощь, т. е. уже победившего западноевропейского пролетариата.

Опыт показал, что и в этом пункте прав был Ленин. Европейский пролетариат не сумел еще завоевать власти, но уже был достаточно силен, чтобы помешать мировой буржуазии во время интервенции бросить против нас значительные силы. Этим помог нам отстоять советскую власть. Боязнь рабочего движения являлась наряду с противоречиями капиталистического мира главной силой, обеспечившей нам мир в продолжении восьми лет после окончания интервенции.

Очень странное впечатление производят странички книги Зиновьева «Ленинизм» (с. 179-184), в которых, защищая позицию Ленина перед упреками в самоограничении, он указывает на опыт германской революции 1918-19 гг., в которой рабочий класс, завоевав власть, сдал ее добровольно буржуазии. Из этого он делает вывод, что «бывают такие ситуации, когда даже численно могущественный пролетариат сам себя ограничивает». Это замечание прямо чудовищно. Подводить сдачу власти, и то без боя, под самоограничение класса есть то же самое, что назвать самоубийство самоограничением власти. И что это имеет вообще общего с вопросом, нас интересующим? Разве кто-либо сомневался насчет того, что рабочий класс не всегда в состоянии ниспровергать буржуазию. Также самым бессмысленным является зиновьевское толкование истории Германии за последние 10 лет. «Теоретически говоря,— пишет он,— то, что происходит в Германии, есть перерастание демократической революции в социалистическую. Когда лет через 10-15 будут оглядываться назад на пройденный Германией путь, то всякому будет ясно, что с 1919 года там именно перерастание демократической революции в социалистическую» (Зиновьев. Ленинизм, с. 183).

Тут конкретное понятие Ленина о перерастании революции из одной ее фазы в другую при непрерывном ходе революции подменяется вульгарным понятием эволюции, с точки зрения которой и время от Великой французской революции 1789 г., т. е. до неизвестного нам года победы французского пролетариата, втиснуто в понятие перерастания. Такое разжижение этого понятия выхолащивает все содержание спорных вопросов, состоящих, во-первых, в различии стран развитого капитализма от стран начинающегося капитализма, во-вторых, в различии оценки начального и окончательного этапа революции в странах молодого капитализма; в-третьих, в том, отделен ли китайской стеной, т. е. целым большим историческим периодом один этап от другого.

Это не означает, что опыт последних лет не имеет никакого отношения к вопросу о «самоограничении». В постановке этого вопроса тов. Троцким налицо схематичность. Он говорит: правительство демократической диктатуры будет поставлено перед вопросом о безработице, будет принуждено содержать безработных. Как посмотрят на это союзники-крестьяне? Как посмотрят на это капиталисты? В Англии существует правительство не демократической диктатуры, а диктатуры капитала, и это правительство вынуждено содержать 1200 000 безработных, т. е. половину того числа рабочих, которое существовало в России в 1905 г. Расходует оно на эту цель столько, сколько Германия уплачивает репараций. Соотношение сил заставляет английскую буржуазию делать это уже ряд лет. Подойдем к вопросу с другой стороны. В России на одиннадцатом году революции существуют сотни тысяч безработных; пролетарское государство оказывает им недостаточную помощь. Что же из всего этого следует? При демократической диктатуре буржуазия соотношением сил может быть заставлена согласиться на значительные жертвы, чтобы выиграть время для подготовки наступления. Столкновение с ней неминуемо, но темп его развертывания может быть разный. Тактическая задача партии пролетариата состоит в таком положении в том, чтоб дать бой крупному капиталу как организующей силе контрреволюции в тех пунктах, где интересы пролетариата и крестьянства наиболее связаны. Нам удалось правильной политикой повести дело так, что самое большое вторжение в область частной собственности, а именно национализация промышленности, была проведена как защитная мера в войне против интервенции, т. е. как мера защиты крестьянской земли от покушения помещиков. Сегодня крестьянство против сдачи крупных концессий иностранному капиталу. Перерастание демократической диктатуры в социалистическую требует именно политики втягивания крестьянства в конфликт с крупной буржуазией на почве крестьянских интересов. Крестьянин есть мелкий собственник, но его интересы не идентичны с интересами крупного капитала, и поэтому дана возможность совместной воли пролетариата и крестьянства против крупного капитала на известное время, при соответствующей политике. Поэтому совершенно невероятно, что демократическая диктатура явится однодневной. Она — переходной этап, но может занять и довольно длинный промежуток времени, решить много вопросов или подвести массы к их решению.