Юрий Фельштинский - Архив Троцкого (Том 3, часть 1)

Само собой разумеется (излишне, пожалуй, даже специально оговаривать это), что одними ссылками на Ленина, одними лишь аналогиями с русской революцией вопроса этого решить нельзя. Но все же, помимо конкретного изучения своеобразия развития китайской революции, необходимо в качестве общей методологической предпосылки выяснить те элементы ленинской концепции революционной стратегии, которые носят общепринципиальный характер и применимы в качестве «руководства к действию» во всякой типичной революции в аграрной стране в нынешнюю империалистическую эпоху. Только под этим углом зрения я и пытаюсь использовать в отношении к китайской революции те выводы, к которым я пришел в результате исследования эволюции взглядов Ленина за период 1905-1917 гг.

Прежде всего необходимо остановиться на следующем вопросе, выдвигаемом тов. Преображенским против Л.Д.[Троцкого]: «Мы имели,— пишет он, — неудачную буржуазную революцию 1905 г., несмотря на то, что буржуазия уже тогда показала себя как контрреволюционная сила (во время декабрьского восстания)[343], наша партия ориентировала пролетариат на новую буржуазно-демократическую революцию как необходимый этап к дальнейшей борьбе за социализм в новом сочетании сил. Был ли прав Ленин или ошибался, когда еще в 1915-1916 гг., т. е. после лозунга превращения империалистической войны в гражданскую, он для России считал необходимым ориентироваться на бурж[уазно]-дем[ократическую] революцию, а не диктатуру пролетариата, а позицию Бухарина и Пятакова (говоривших о лозунге непосредственно социалистической революции) считал ребячеством. Я думаю, Ленин был прав».

Уже один этот аргумент указывает на то, что, во-первых, тов. Преображенский совершенно игнорирует ту модификацию, которую претерпела установка Ленина в связи с империалистической войной и которую я подробно выяснил выше, и во-вторых, тов. Преображенский смешивает обнаружение контрреволюционности буржуазии с превращением мелкой буржуазии в контрреволюционную силу. Конечно, факт обнаружения контрреволюционности буржуазии еще не снимал с очереди лозунг «рев[олюционно]-дем[ократической] диктатуры пролетариата и крестьянства», ибо именно явная контрреволюционность буржуазии давала основание рассчитывать на то, что революционная мелкая буржуазия в деле борьбы за свои интересы пойдет в пределах бурж[уазно]-дем[ократической] революции на блок с пролетариатом. Совсем другая ситуация создается тогда, когда мелкая буржуазия во время революции оказывается на стороне буржуазии, рассчитывая на то, что «порозовевшая» под влиянием временных обстоятельств буржуазия удовлетворит ее интересы, сумев одновременно сохранить «порядок» и отразить всякие покушения на буржуазную собственность со стороны пролетариата. Этих двух вещей нельзя смешивать.

Каково же нынешнее положение китайской революции? Соответствует ли оно положению, создавшемуся у нас после поражения революции 1905 года? Или большее сходство можно обнаружить в нем с ситуацией, создавшейся после Февральской революции? На первый взгляд этот вопрос может показаться даже странным: как же, ведь китайская революция потерпела поражение, а Февральская революция победила. Ясно, как будто, что сравнивать нынешнее положение китайской революции можно лишь с положением после 1905 г. у нас. Между тем, если не удовлетвориться этим формальным сходством, а вникнуть в расстановку классовых сил (что обязательно для марксиста), то станет очевидным, что, вопреки тов. Преображенскому, сравнивать нынешнее положение китайской революции можно именно с положением, создавшимся у нас после Февральской революции. В самом деле. Разве не ясно, во-первых, что к Китаю после революции 1925—1927 гг. в известной степени применимы слова Ленина, сказанные им после Февральской революции в отношении России: захватившее власть «правительство не случайное сборище лиц. Это представители нового класса, поднявшегося к политической власти... класса капиталистических помещиков и буржуазии, который давно правит... страной экономически» (т. XX, с. 17), с той особенностью, что в Китае он правит вместе с иностранными империалистами.

А ведь «переход государственной власти из рук одного класса в руки другого класса есть первый, главный, основной признак революции как в строго научном, так и в практически-политическом значении этого понятия. Постольку буржуазная или буржуазно-демократическая революция... закончена» (Ленин, т. XX, с. 100).

Разве не ясно также, во-первых, что эта революция 1025 — 27 гг. привела к превращению мелкой буржуазии, а не только буржуазии крупной, в силу контрреволюционную, ибо «интересы и политика наемного рабочего и хозяйчика на деле уже разошлись, притом по такому важнейшему вопросу, как... отношение к империализму» (у Ленина: империалистической войне — см. т. XX, с. 107). Разве в период уханского правительства «хозяйчик»—кулак не громил с такою же беспощадностью, как и крупный буржуа чанкайшистского «оттенка» движение рабочих и деревенской бедноты? Разве бесславный конец уханского правительства не тождественен по своим социальным последствиям с периодом добровольной сдачи русской мелкой буржуазией (меньшевиками и эсерами) власти буржуазии? Сходство дополняется поведением коммунистической партии: дряблость, растерянность, капитуляция перед мелкой буржуазией характеризует как поведение Питерского бюро ЦК до приезда Ленина, так и поведение руководства китайской компартией. В Китае пока не оказалось Ленина, который мог бы вовремя выправить линию компартии, и поэтому, только поэтому судьба революции 1925—1927 гг. в Китае имела другие результаты, чем русская революция 1917 г. Кит айская] компартия помогала китайской мелкой буржуазии дурачить рабочих и революционных крестьян, пока эта мелкая буржуазия укрепляла свой союз с крупной буржуазией, а потом, когда обе части буржуазии вместе расправились с пролетариатом, они распространили свою расправу, конечно, и на компартию.

Разве не та же судьба ожидала русскую революцию 1917г. при продолжении тактики, проводившейся большевистским руководством до приезда Ленина?

А если это верно (а это, несомненно, верно), то не вытекает ли из этого, что отстаивание для следующего этапа китайской революции лозунга «рев[олюционно]-дем[ократической] диктатуры пролетариата и крестьянства» означает, по существу, перенесение в Китай каменевско-рыковской тактики, которую они отстаивали в 1917 г., уже после приезда Ленина, вплоть до после Октября. Ведь ни для кого не подлежит сомнению тот факт, что эта каменевско-рыковская концепция после приезда Ленина логически вытекала из позиции, занятой ими до его приезда. Не является ли поэтому ныне рекомендуемая противниками точки зрения Л.Д.[Троцкого] тактика в Китае логическим следствием сталинско-бухаринской тактики в Китае в продолжение 1925—[19]27 гг. Если лозунг «рев[олюционно]-дем[ократической] диктатуры пролетариата и крестьянства» отстаивается теперь Сталиным и Бухариным, то это еще понятно, но когда этот же лозунг отстаивают товарищи Преображенский и Радек — это уж очень даже непонятно.