Андрей Андреев - Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы

Важный шаг в этом направлении сделал граф В. П. Кочубей, один из «молодых друзей» царя, в данный период – член Государственного совета, а с 1813 г. – председатель Центрального совета по управлению германскими землями, сопровождавший Александра I в его перемещениях по Европе. Его записка «О положении Империи и о мерах к прекращению беспорядков и введению лучшего устройства в разные отрасли, правительство составляющие» была представлена императору в декабре 1814 г. Именно в ней Кочубей вслед за Карамзиным, но уже в гораздо более явной и официальной форме возлагал всю вину за малые успехи высшего образования в России на ее следование примерам немецких университетов. «Учреждение университетов наших, – писал Кочубей, – в коем находили некоторое единообразие с университетами германскими, и наполнение оных профессорами, из оных заимствованными, не произвело той пользы, которой правительство ожидало, между тем как немалое беспокойство вознаменовалось, чтоб люди, зараженные ложными правилами в Германии и университетов ее преодолевшие, не имели влияния на нравственность юношества, им вверяемого». [1111]

Иными словами, немецкие университеты больше не рассматривались Кочубеем как рассадники науки, а наука – как залог образования достойных российских граждан. Напротив, из университетов Германии проистекали «ложные правила», от которых необходимо было обороняться; истинными же правилами, как следует далее из записки, Кочубей считал только те, которые основаны на «религии и нравственности», а соответствующее им воспитание и есть главная цель образования юношества. Это был шаг вперед по сравнению с критикой, выдвинутой Карамзиным, который все-таки не отрицал научного значения немецких университетов, наоборот подчеркивая, что хотел бы видеть и в России столько же «охотников для наук», как и в Германии, но полагал, что в нынешних условиях пытаться создать в России копии лучших немецких университетов было бы безнадежным и расточительным занятием. Новый же курс решительно отстранялся от всего наследия немецких университетов, видя в нем одну лишь опасность для государства.

Для лучшего понимания источников негативного отношения к немецким университетам в России большой интерес представляет переписка сардинского дипломата графа Жозефа де Местра (1753–1821) с министром народного просвещения графом А. К. Разумовским. Защитник иезуитской системы образования и адепт католической пропаганды в России, де Местр пользовался определенным влиянием на министра, в частности, с его помощью добился преобразования полоцкой иезуитской коллегии в академию, стоявшую вне контроля Виленского учебного округа, с правами и привилегиями, равными российским университетам. В 1811 г. де Местр сблизился с обер-прокурором святейшего Синода князем А. Н. Голицыным, по предложению которого написал сочинение «Quatre chapitres inédites sur la Russie». [1112]И в данном сочинении, и в упомянутой переписке с Разумовским он выражал резкую критику российской образовательной реформы начала XIX в., в частности, за ее близость к немецким университетам.

Прежде всего, де Местр обрушивался на главное понятие университетской этики, почерпнутое российской реформой из протестантских «модернизированных» университетов – понятие науки. По его мнению, система обучения, основанная на приоритете науки, вредна и как таковая, и еще более тем, что заслоняет воспитание, или «нравственное учение» человека в религиозном духе, которое проводили иезуиты: именно поэтому «система эта, введенная после уничтожения иезуитов, произвела в менее чем тридцать лет то ужасное поколение, которое опрокинуло алтари и зарезало короля французского». Сама по себе наука «делает человека ленивым, мало способным к делам и большим предприятиям, наклонным к спорам, упрямым в собственных мнениях и презрительным к мнению других, критически наблюдательным к правительству, новатором по существу, отрицателем народных властей и верований». [1113]

Соответственно, опровергая необходимость «науки для всех», де Местр высказывал симпатии утилитарному образованию, демонстрируя это на актуальном для своего времени примере: «Везде существуют для разных родов военной службы специальные школы, но для того, что называется армией, наука не только недосягаема, она даже вредна». И в России наука не требуется для исполнения большинства должностей, поэтому «России не только не надо расширять круг познаний, но, напротив, стараться его суживать». Отсюда вытекало, что все расходы государства на открытие университетов абсолютно бесполезны и даже вредны, поскольку рождают множество «полуученых, которые во сто раз хуже невежд». Наполняющие эти университеты иностранные профессора охарактеризованы как «люди посредственные», предлагающие «за деньги свою мнимую ученость» (поскольку «люди истинно образованные и нравственные редко оставляют свое отечество, где их почитают и награждают»), «Особенно теперь Россия ежедневно покрывается этой пеною, которую выбрасывают на нее политические бури соседних стран. Перебежчики эти приносят сюда одну наглость и пороки». [1114]

Из следующих писем выясняется, что для обоснования своего негативного мнения об университетах де Местр сочувственно цитирует просветительскую критику XVIII в., в частности слова И. Г. Кампе о том, что «все германские университеты, даже лучшие… не что иное, как бездна, в которой безвозвратно пропадают невинность, здоровье и счастье многих юношей» (ср. главу 2). Далее же аргументы де Местра приобретают конфессиональную окраску: протестантских ученых в немецких университетах он называет «новой сектой», виновной во всех революционных потрясениях последнего времени. К учению «развратных безбожников» он однозначно причисляет, например, философию И. Канта (и здесь сразу вспоминается реакция в Москве на кантианца Мельмана), а затем восклицает: «И им поручают без колебания воспитание юношества, т. е. главнейшую отрасль деятельности государства, всю надежду отечества! Их нисколько не опасаются, и само правительство предписывает, чтоб в заведении, имеющем целью приготовление профессоров (Петербургском Педагогическом институте — А. А.), метафизику преподавали по методу Канта! Для того, чтобы привлечь учителей, которые заподозрены и даже уличены в том, что разделяют образ мыслей этой философии, государство не отступает ни перед какими жертвами. Оно сыплет деньгами, оно выдает большие суммы не только учителям этим, но даже их женам и детям, выдает суммы не на одни необходимые потребности, но и на удовольствия!» [1115]

Трудно сказать, в какой мере министр народного просвещения граф А. К. Разумовский разделял эти оценки, хотя именно в период его управления министерством появились уже упоминавшиеся первые распоряжения, направленные против влияния немецких университетов в России: отказ от признания иностранных дипломов о высшем образовании (1811), ограничения на льготы по выплате жалования и выслуге лет для вызываемых из-за границы профессоров (1811), а затем и рекомендация прекратить дальнейшее приглашение иностранцев на кафедры (1815). Зато четким знаком поворота в правительственной политике явилось назначение 10 августа 1816 г. князя А. Н. Голицына на пост министра народного просвещения, за которым спустя год последовало преобразование этого министерства в министерство духовных дел и народного просвещения (такое предложение впервые выдвинул еще Кочубей в упомянутой записке).