Николай Карамзин - Полный курс русской истории Николая Карамзина в одной книге

Когда приезжали к нам знатные послы иноземные, Иоанн являлся в Москве с обыкновенным великолепием и торжественно принимал их в новой Кремлевской палате, близ церкви Св. Иоанна; являлся там и в других важных случаях, но редко. Опричники, блистая в своих златых одеждах, наполняли дворец, но не заграждали пути к престолу и старым Боярам: только смотрели на них спесиво, величаясь как подлые рабы в чести недостойной».

Но некоторые дела в земщине требовали царского решения. Таким стало избрание нового митрополита. Из всех кандидатов Иван выбрал игумена Соловецкого монастыря Филиппа, который хотя происходил из бояр Колычевых, в молодом возрасте добровольно стал монахом. Но большей обиды, чем от Филиппа, Иван вряд ли от кого получил.

Одно время митрополит присматривался к нему, потом пробовал убедить в неправильно избранном для государя пути, он говорил царю «о долге державных быть отцами подданных, блюсти справедливость, уважать заслуги; о гнусных льстецах, которые теснятся к престолу, ослепляют ум государей, служат их страстям, а не отечеству, хвалят достойное хулы, порицают достохвальное; о тленности земного величия; о победах невооруженной любви, которые приобретаются государственными благодеяниями и еще славнее побед ратных», и кажется, царь был тронут.

Несколько месяцев прошли в мире и покое. Но тут Ивану далась мысль, что новый митрополит есть тайное орудие бояр, которые желают свести его со света. И началась новая волна казней.

Для этого была изобретена целая серия подметных писем якобы от польского короля и гетмана Ходкевича, в которых боярам предлагалось перейти на сторону Польши. Очевидно, понимая, кто настоящий автор этих воззваний, бояре написали гневные отповеди и попросили Ивана передать ответы по назначению. Но одно это стало поводом для обвинения в измене – тайная переписка с врагом. Казнили боярина Федорова, жену Конюшего Марию, князей Ивана Андреевича Куракина-Булгакова, Дмитрия Ряполовского (мужественного воина, одержавшего многие победы над Крымцами), трех князей Ростовских, Петра Щенятева, Ивана Турунтая-Пронского, казначея Государева именем Хозяина Юрьевича Тютина, славного богатством, рассекли на части вместе с женою, с двумя сыновьями младенцами, с двумя юными дочерьми; думского дьяка, Казарина Дубровского, а также множество иных именитых людей.

Филипп только вздыхал и молился за убитых. Но настал и его час. Поводом стал отказ его благословить Ивана, вошедшего с толпой опричников в соборную церковь Успения. Филипп обвинил царя в убийствах, грабежах и насилии над честными людьми. Иван разгневался, даже ударил посохом в ярости, но с расправой медлил.

Пошли новые казни. Филипп решил снять с себя сан добровольно: не в силах переделать царя, он не желал находиться с ним рядом. Но этого ему сделать не дали. Царь сказал, что он не волен распоряжаться собой, пока суд не отрешит его от должности, и потребовал, чтобы он служил обедню 8 ноября.

Филипп понял, что означает это распоряжение. Он не ошибся. «Когда же Филипп в полном облачении стоял пред олтарем в храме Успения, явился там Боярин Алексей Басманов с толпою вооруженных опричников, держа в руке свиток. Народ изумился. Басманов велел читать бумагу: услышали, что Филипп собором Духовенства лишен сана Пастырского. Воины вступили в олтарь, сорвали с Митрополита одежду Святительскую, облекли его в бедную ризу, выгнали из церкви метлами и повезли на дровнях в обитель Богоявления. Народ бежал за Митрополитом, проливая слезы: Филипп с лицом светлым, с любовию благословлял людей и говорил им: «Молитеся!»

На другой день привели его в судную палату, где был сам Иоанн, для выслушания приговора: Филиппу, будто бы уличенному в тяжких винах и в волшебстве, надлежало кончить дни в заключении. Тут он простился с миром, великодушно, умилительно; не укорял судей, но в последний раз молил Иоанна сжалиться над Россиею, не терзать подданных, – вспомнить, как царствовали его предки, как он сам царствовал в юности, ко благу людей и собственному. Государь, не ответствуя ни слова, движением руки предал Филиппа воинам.

Дней восемь сидел он в темнице, в узах; был перевезен в обитель Св. Николая Старого, на берегу Москвы-реки; терпел голод и питался молитвою. Между тем Иоанн истреблял знатный род Колычевых: прислал к Филиппу отсеченную голову его племянника Ивана Борисовича и велел сказать: «Се твой любимый сродник: не помогли ему твои чары!» Филипп встал, взял голову, благословил и возвратил принесшему. Опасаясь любви граждан Московских ко сверженному Митрополиту – слыша, что они с утра до вечера толпятся вокруг обители Николаевской, смотрят на келию заключенного и рассказывают друг другу о чудесах его святости, – Царь велел отвезти страдальца в Тверской монастырь, называемый Отрочим, и немедленно избрал нового Митрополита, Троицкого Архимандрита, именем Кирилла».

А война все тянулась и тянулась. Сигизмунд хотел мира, но требовал у Москвы все той же Ливонии, все того же Смоленска и все тех же отобранных в ходе войны городов. Казна была истощена. Иван понимал, что народу предстоит еще множество полуголодных лет, так что для того, чтобы переложить всю ответственность за будущий голод на сам народ, Иван рискнул собрать Земскую Думу и задал только один вопрос: мириться или воевать с королем?

Депутаты отлично представляли, что их ждет в случае неверного выбора ответа. Они дали правильный ответ. Теперь Иван мог сослаться на народное мнение, почему не приемлет мира с королем.

Переговоры с Сигизмундом тянулись не дни и месяцы, а годы. И все это время так же вяло шли боевые действия. А в 1569 году и Сигизмунду, и Ивану стало уже не до войны: оба они хотели получить вакантный польский престол. У Сигизмунда была проблема национального плана: польские феодалы плохо ладили с литовскими феодалами, а у Ивана все было еще безнадежнее. Сначала он хотел видеть на польском троне сына Ивана, затем почему-то решил, что если кому там и править, так только ему самому. Эта иллюзия не давала ему возможности помириться с соперником.

Но тут случился переворот власти в Швеции: Эрика, которого Иван считал братом и другом, сверг брат Карл. Иван принял сторону Эрика и на время замирился с Сигизмундом, потому теперь началась война с Карлом. Впрочем, в 1569 году вдруг умерла жена Ивана Мария, и вот тут он сразу же объявил, что она была отравлена, и назвал имена отравителей.

Пошли новые казни. Иван открыл страшную тайну страшного заговора: якобы все эти годы царь напрасно карал невинных, а настоящий злодей стоял рядом и был невидим, но теперь пришло время назвать его имя – князь Владимир Андреевич. «Весною в 1569 году, – рассказывает Карамзин, – собирая войско в Нижнем Новегороде для защиты Астрахани, Иоанн не усомнился вверить оное своему мужественному брату; но сия мнимая доверенность произвела опалу и гибель.