Николай Карамзин - Полный курс русской истории Николая Карамзина в одной книге

Мнишек ждал обещанных ему северских земель, а Марине – Пскова и Новгорода, и только еще одно обещание сдвинуло свадебный торг с мертвой точки. Мнишки отправились медленно к Москве. Тем временем Лждемитрий наивно приблизил к себе Василия Шуйского, он верил, что князь хочет быть ему другом. Князь не хотел. Он распускал слухи, что знает истинное происхождение Дмитрия и что он – Гришка Отрепьев, беглый расстрига. Совсем недавно Шуйский убеждал народ, что Лжедмитрий – истинный царевич. А много лет назад, при Борисе, он с такой же убежденностью рассказывал народу, что видел убитого царевича, который погиб в результате несчастного случая.

Лжедмитрий не замечал хитрости старого князя. Он даже оказал ему благодеяние: снял запрет на брак, установленный Годуновым. И князь женился. Но даже эта милость не укоротила его языка.

Врагом не менее опасным стала для Лжедмитрия и церковь. Цари привыкли обходиться с богатым духовенством кротко, вымаливая у них деньги на нужды отечества. Новый царь просто требовал денег, не объясняя причины и не ползая на коленях. Это было возмутительно. К тому же он всячески судил священников за торговлю в храмах, одним махом выселил всех священников из арбатских и чертопольских домов, поселив там свою охрану, но, кроме всего этого, сделал полную опись монастырского хозяйства по всей стране. И оказалось, что это хозяйство богаче самого государства. Он думал изъять излишки для общего блага, но церковь держалась за имущество мертвой хваткой. Как только иерархам стало понятно, что будут грабить, духовенство увидело в царе не богом данного владыку, а злодея. До этого бы она стерпела бы даже Гришку Отрепьева, так привыкла угождать власти.

А потом 25 апреля 1606 года в Москву торжественно въехал отец Марины. По этому случаю был дан роскошный обед. Мнишек прослезился от пышности, которую увидел. Лжедмитрий радовался и веселился, затеял что-то вроде карнавала. Готовилось бракосочетание.

Марина по соглашению должна была принять хотя бы видимость греческой веры, посещать церкви и следовать обрядам, правда, ей разрешалось также не отказываться от католичества, так постановил патриарх Игнатий, хотя такое предложение возмутило русских иерархов. Они хотели полного перехода полячки в православие.

Марина уже приближалась к Москве. Но если она думала, что окажется во дворце, то вместо дворца сразу попала в монастырь – так по русскому обычаю следовало размещать невест до свадьбы. Горожанам не понравилось, что Марину встречали литаврщики и шум стоял неимоверный, им не понравилась и сама невеста, одетая, как не подобает (русские женщины так не одевались), не понравилось, что Марина ужаснулась перспективой прожить неделю до свадьбы в келье.

Москва вознегодовала, узнав, что будущая царица вместо того, чтобы поститься перед крещением в истинную веру, ест заморские блюда (Лжедмитрий отправил к ней своего повара), а вместо того, чтобы постигать русские молитвы, развлекается кривлянием скоморохов. Шуйский проводил агитацию и настраивал народ против Лжедмитрия. Свадьба должна была стать днем гибели нового царя!

«7 мая, ночью, – рассказывает Карамзин, – невеста вышла из монастыря и при свете двухсот факелов, в колеснице, окруженной телохранителями и Детьми Боярскими, переехала во дворец, где, в следующее утро, совершилось обручение по уставу нашей Церкви и древнему обычаю; но, вопреки сему уставу и сему обычаю, в тот же день, накануне Пятницы и Святого Праздника, совершился и брак: ибо Самозванец не хотел ни одним днем своего счастия жертвовать, как он думал, народному предрассудку.

Невесту для обручения ввели в столовую палату Княгиня Мстиславская и Воевода Сендомирский. Тут присутствовали только ближайшие родственники Мнишковы и чиновники свадебные: Тысяцкий Князь Василий Шуйский, дружки (брат его и Григорий Нагой), свахи и весьма немногие из бояр. Марина, усыпанная алмазами, яхонтами, жемчугом, была в Русском, красном бархатном платье с широкими рукавами и в сафьянных сапогах; на голове ее сиял венец. В таком же платье был и самозванец, также с головы до ног блистая алмазами и всякими каменьями драгоценными. Духовник Царский, Благовещенский Протоиерей, читал молитвы; дружки резали караваи с сырами и разносили ширинки.

Оттуда пошли в Грановитую палату, где находились все Бояре и сановники Двора, знатные Ляхи и Послы Сигизмундовы. Там увидели Россияне важную новость: два престола, один для Самозванца, другой для Марины – и Князь Василий Шуйский сказал ей: «Наияснейшая Великая Государыня, Цесарева Мария Юриевна! Волею Божиею и непобедимого Самодержца, Цесаря и Великого Князя всея России, ты избрана быть его супругою: вступи же на свой Цесарский маестат и властвуй вместе с Государем над нами!»

Она села. Вельможа Михайло Нагой держал пред нею корону Мономахову и диадему. Велели Марине поцеловать их и Духовнику Царскому нести в храм Успения, где уже все изготовили к торжественному обряду, и куда, по разостланным сукнам и бархатам, вел жениха Воевода Сендомирский, а невесту княгиня Мстиславская; впереди шли, сквозь ряды телохранителей и стрельцов, Стольники, Стряпчие, все знатные Ляхи, чиновники свадебные, Князь Василий Голицын с жезлом или скиптром, Басманов с державою; позади Бояре, люди Думные, Дворяне и Дьяки. Народа было множество.

В церкви Марина приложилась к образам – и началося священнодействие, дотоле беспримерное в России: Царское венчание невесты, коим Лжедимитрий хотел удовлетворить ее честолюбию, возвысить ее в глазах Россиян и, может быть, дать ей, в случае своей смерти и неимения детей, право на державство. Среди храма, на возвышенном, так называемом ч ертожном месте сидели жених, невеста и Патриарх: первый на золотом троне Персидском, вторая на серебряном. Лжедимитрий говорил речь: Патриарх ему ответствовал и с молитвою возложил Животворящий Крест на Марину, бармы, диадему и корону (для чего свахи сняли головной убор или венец невесты). Лики пели многолетие Государю и благоверной Цесареве Марии, которую Патриарх на Литургии украсил цепию Мономаховою, помазал и причастил. Таким образом, дочь Мнишкова, еще не будучи супругою Царя, уже была венчанною Царицею (не имела только Державы и скипетра). Духовенство и Бояре целовали ее руку с обетом верности».

Так состоялось это венчание, которое очень не понравилось московитам. Простая польская панночка (не королевского даже рода) венчалась на царство, не сменив латинской веры. Не понравился народу и последовавший за венчанием праздник по случаю свадьбы. Гремела музыка, устраивались торжественные обеды. Но один вид Марины в царской короне бросал московских жителей в дрожь. Самозванец затевал в ближайшем будущем построить потешную крепость и устроить потешный бой. Марина ворковала над своими нарядами. Оба были счастливы, так счастливы, как только могут быть свободные люди.