Михаил Cвирин - Танковый прорыв. Советские танки в боях 1937—1942 гг.

Напротив, советская военная теория второй половины 30-х годов уделяла недостаточно внимания взаимодействию танков с пехотой, особенно моторизованной. Основной ударной силой считались именно танки, а залогом успеха – их количество. Считалось, что новые машины с 76-мм пушками вполне смогут обеспечить артиллерийскую поддержку наступления, а пехота противника будет деморализована самим видом сонмищ бронированных машин. Возможно, что с поляками, румынами или японцами это действительно бы прошло – но только не с немцами, как не получилось полтора года назад с финнами.

Да, «техника против техники» советские танковые войска оказались сильнее немецких, и прямые танковые столкновения по большей части выигрывали Т-34 и КВ. Однако, пользуясь численным превосходством и маневренностью своей пехоты, немцы раз за разом опережали нас «по ходам», прорываясь через незащищенные участки фронта и обесценивая достигнутый советской стороной тактический успех.

Кроме того, немецкая сторона показала в этом сражении заведомо более высокий уровень управления войсками. Мобильное наступление в условиях бездорожья и пересеченной местности со множеством речушек и болот само по себе является очень сложным и рискованным действием. Каждый неверный шаг здесь чреват неприятными последствиями, а опасность подстерегает буквально со всех сторон. Малочисленные дороги превращаются в кровеносные артерии, питающие силы вырвавшихся вперед дивизий. Стоит перерезать такую ниточку – и наступающую часть можно считать окруженной, а ее технику – потерянной. Но почему-то получилось так, что немецкие танковые дивизии двигались и маневрировали по шоссе Сокаль– Берестечко—Верба, в то время как советские механизированные корпуса раз за разом пытались атаковать их по бездорожью, через болотистые поймы рек Ситенка, Пляшовка, Островка и Стырь.

Так была ли предопределена победа немецких танковых войск в сражении у Дубно? И если нет – то в чем причина неудачи механизированных частей Юго-Западного фронта, этого могучего ударного кулака Красной Армии?

Справедливо замечено, что у победы всегда находится много отцов, поражение же остается вечным сиротой. Тем не менее попытаемся все-таки назвать людей, на которых хотя бы отчасти лежит ответственность за исход сражения у Дубно.

Во-первых, это Георгий Константинович Жуков,генерал армии и начальник Генерального штаба РККА. Прибыв 23 июня 1941 года в штаб Юго-Западного фронта, он дезорганизовал работу его руководства, отменил уже отданные фронтовым командованием распоряжения, взяв на себя тем самым ответственность за принятие решений на дальнейшие действия фронта – и тут же отбыл в войска, не потрудившись расхлебать заваренную им кашу. Нельзя не отметить твердость его руководства и осмысленность приказов – тем более, что это почувствовал даже противник. Однако начальник Генерального штаба обязан уметь руководить действиями войск из центра – и уж ни в коем случае не подменять собой командование фронта, а тем более действовать через его голову. Последнее неизбежно приводило к появлению череды взаимоисключающих приказов, что не могло не сказаться на управлении войсками.

Далее следует весь военный совет Юго-Западного фронта. Есть великий соблазн возложить значительную долю вины на члена военного совета фронта корпусного комиссара Николая Николаевича Вашугина.Характеристики, с разных сторон данные этому человеку Н. К. Попелем и Н. С. Хрущевым, вполне объясняют истоки и побудительные причины его действий. Высокомерный, нетерпимый к мнению нижестоящих и в то же время свято убежденный в правоте вышестоящих. Не верящий ни людям, ни в людей, чрезмерно «бдительный» в худшем смысле этого слова (одно из самых омерзительных качеств, открывшееся в людях в 30-е годы и требующее отдельного психологического исследования), именно он 23 июня на совещании в штабе фронта настоял на принятии рокового решения о переходе в контрнаступление – на Люблин без подготовки и рассредоточения сил. Но в то же время этот человек нашел силы взглянуть в глаза реальности и сам вынес себе приговор. Поэтому on morte aut bene, aut nihil. Поговорим лучше о других. Тем более, что приказы войскам отдавал вовсе не член военного совета, а командующий фронтом.

Генерал-полковник Михаил Петрович Кирпонос.Человек, на котором лежала вся ответственность за действия фронта. Во всех его действиях чувствуется недостаток воли и твердости. А поскольку информация о положении дел постоянно доходила до штаба фронта с запозданием, это создавало катастрофическую ситуацию – уже принятое решение вскоре изменялось с учетом обстановки, что по причине плохой связи с войсками (особенно находившимися на марше мехкорпусами) приводило к путанице в приказах и постоянному запаздыванию с необходимой реакцией. Впрочем, на первом этапе войны это была общая беда советского военного руководства, и в данном отношении тактика Г. К. Жукова – упорно придерживаться раз принятого решения – выглядела предпочтительнее. Следствием неуверенности и нерешительности командующего стали все дальнейшие неудачи Юго-Западного фронта, в конце концов увенчавшиеся сентябрьской катастрофой.

Впрочем, принцип «аут бене» к Кирпоносу, погибшему 20 сентября 1941 года во время выхода из Киевского котла, относится не в меньшей степени, чем к Вашугину.

Теперь о начальнике штаба фронта генерал-майоре Максиме Алексеевиче Пуркаеве.Несомненно, умный человек и хороший аналитик, он тоже не смог в полной мере справиться со своими обязанностями начштаба. Пуркаев сразу и абсолютно верно оценил общий ход и стратегическое значение происходящих на фронте событий – но вот организация работы штаба и зависимых от него структур оказалась у него далеко не на высоте. Отвратительно поставленная разведка, плохая связь, отсутствие координации между подразделениями – значительная степень вины за это лежит на Пуркаеве и его начальнике оперативного отдела И. Х. Баграмяне (впрочем, последний в своих мемуарах эту вину даже не отрицал). Сюда же можно отнести и отдаваемые штабом фронта приказы – уж кто, как не Пуркаев, должен был понимать, какую неразбериху внесут они в действия частей и во что это выльется.

Особое место занимает командующий ВВС фронта генерал-лейтенант авиации Е. С. Птухин.Дело в том, что еще 20 июня 1941 года он был снят с должности командующего авиацией КОВО по «делу об аварийности» (по которому были арестованы и позднее расстреляны генерал-лейтенанты авиации П. В. Рычагов и Я. В. Смушкевич) – но распоряжения об этом получить не успел и в течение первых двух дней войны продолжал руководить ВВС фронта. Увы, руководство это было малоудачным. Против ЮЗФ была сосредоточена не самая крупная группировка Люфтваффе – 4-й воздушный флот (4-й и 5-й авиакорпуса и воздушная миссия в Румынии), насчитывавший всего 1041 машину (в том числе 85 транспортных Ju 52) из 3470 самолетов, выделенных для войны на Востоке. [231] Тем не менее потери авиации фронта в первый день войны оказались крайне велики: 1453 машины на Юго-Западном направлении против 973 самолетов на Северо-Западном и 1497 самолетов на Центральном направлении. Судя по всему, одной из основных причин тому была плохо осуществленная маскировка аэродромов перед войной, и приводимые историками оправдания относительно нехватки для этого средств и материалов выглядят неубедительно. Кроме того, после потерь в первый день войны уцелевшая авиация фронта не была переведена на новые места базирования, а продолжала летать со своих старых аэродромов. Большое количество машин было захвачено противником на аэродромах во вполне исправном состоянии – например, такое произошло 24 июня под Луцком.