Олег Платонов - Николай II в секретной переписке

Оказывается, Ирина опять больна, а потому Ксении пришлось отложить предполагавшуюся поездку в Киев. Так грустно за бедную, дорогую матушку. Мои сибиряки поздравляют тебя, а также Катя Озерова.

5 градусов мороза. Похоже, словно опять снег пойдет, очень пасмурно. — Увы, мы очень плохо слышали голос Бэби по телефону. У Жильяра голос ниже, а потому лучше доносится. Надеюсь, что ты не слишком утомился и скучал вчера. Начал ли ты снова принимать иодин? Мне думается, это было бы тебе полезно. Я теперь всегда в 11 хожу к Знаменью, затем в лазарет, так как там немного раненых, и таким образом успеваю позаняться своими бумагами. Милый, распорядился ли ты, чтобы Балашеву был послан выговор ? Пожалуйста, распорядись об этом, это самое меньшее, что ты можешь сделать. — Осыпаю тебя поцелуями за твое милое письмо. Я не думала, что у тебя найдется время написать. Видела Коленкина в госпитале. Он целых 9 месяцев не был в отпуску. Они уже уехали и снова сидят в своих окопах.

Не могу больше писать сегодня, любимый мой ангел. — Только об одном прошу тебя: отложи свидание с Треповым — я так боюсь, что он будет приставать к тебе и заставит тебя принять решения, на какие ты в спокойную минуту не пошел бы. Будь тверд насчет Калинина, ради нас самих.

Распорядился ли ты о том, чтоб эта чудная телеграмма была напечатана? Она исключительно трогательно составлена и возымеет хорошее действие, как говорит Танеев и др.

Благословляю и целую без счета.

Вся твоя

Солнышко.

7 декабря 1916 г.

Мое милое Солнышко!

Бесконечно благодарен за твое милое письмо. Скажу Фред(ериксу) про телеграммы, полученные тобою из Астрахани [1062] . Этот человек мне часто телеграфирует. Я помню, еще в те времена, когда был жив Столыпин, он посылал мне такие доброжелательные телеграммы. Он же не одобрял речи Шуваева и Григоровича в Думе.

Вчера я был завален телеграммами, так как они не были запрещены; пришло огромное количество. Я еще не кончил отвечать.

Кинематограф был крайне интересен вчера вечером. Мы, наконец, знаем, кто эта “таинственная рука”.

Ее кузен и жених, поверишь ли? По этому случаю в театре царило большое возбуждение.

17 дек. все главнокомандующие приезжают сюда на военный совет, так как пора готовить наши планы на будущую весну. Надеюсь, что смогу на следующий день выехать домой!

Будь уверена, моя любимая, что я буду знать, как ответить Трепову, когда он явится.

По вечерам я пробегаю несколько глав твоей английской книги: это очень освежает мозг.

Да благословит Бог тебя, родная, и девочек!

Нежно целую вас всех и остаюсь нежно любящий тебя твой муженек

Ники.

Ц. Село. 8 декабря 1916 г.

Солнышко мое любимое!

Представляю себе, как у вас там холодно, — а здесь 5 градусов мороза, днем понижается до 3 градусов. Мы собираемся ехать в Новгород, как я тебе уже говорила. Мы сядем в поезд в субботу с ночи, выедем очень рано, в воскресенье утром будем на месте, пробудем там несколько часов, осмотрим церкви и, думается мне, несколько госпиталей, опять домой, проведя ночь в вагоне, а в понедельник утром прямо из вагона отправимся в лазарет, — таким образом мы не упустим дела. — Я пошлю за Ресиным и все ему скажу. Не помню, кто там губернатором, — на этот раз не стану делать из этого тайны, чтоб увидеть побольше народа. Но я всегда так робею без тебя, мой дорогой! — Мой милый, старый кн. Голицын (из комитета о наших военнопленных) в восторге от телеграмм из Астрахани [1063] и просил, чтоб они были всюду напечатаны. Другой кн. Голицын (Харьковский) выступил в Государственном совете, и совсем не хорошо, а моего поздравляли с этой речью. Он был вне себя и тоже находит, что таких людей следует лишать придворного мундира. Жаль, что ты не хочешь назначить сейчас Щегловитова. Он бы сразу тебе доложил об этом (если бы даже не смог остановить речей), и ты мог бы лишить их придворного звания, — сейчас никакая строгость не может быть достаточна. Балашев заслужил строгое порицание, — не будь снисходителен и слаб — прости меня, милый. — Горячее спасибо за твое милое письмо, мой дорогой, такая радость получать от тебя вести.

Мы тоже много раз думали, что “таинственной рукой” мог оказаться жених, воображаю всеобщее волнение! — Вновь увидеть тебя здесь будет таким счастьем! Дорогой мой, — только поступи умно, вели распустить Думу, — с Треповым будь тверд, как кремень, и держись Калинина, верного друга. Получила милые письма от Виктории и Джорджи. Они горячо благодарят за подарки.

А теперь — прощай, мой друг, сокровище мое. Благословляю и целую тебя без конца. Твоя

Женушка.

Будь стоек — будь властелином.

8 дек. 1916 г.

Дорогая моя!

Горячо благодарю тебя за милое письмо. Я приму Трепова в понедельник 12 дек. Не мучься, моя дорогая. Теперь я спокоен и тверд и знаю, что отвечать. Он приезжает еще и для того, чтобы здесь решить серьезные железнодорожные вопросы с Гурко.

Я передал телеграммы Фред(ериксу). Он просил, раньше чем напечатать их, разузнать о человеке, приславшем их. И я нахожу, что это правильнее. Ответ придет через Калинина, так что ты от него можешь узнать раньше и там решить.

По счастью, у меня не много бумаг, но за эти дни мне пришлось принять старого “Dudel” (Адлерберга), Соловово и Озерова. Книга, присланная тобою, очень изящно издана. Я рад иметь “ХаджиMypama”. Да, я могу представить себе дикий восторг Ольги. Граббе и все наши казаки тоже были очень взволнованы. Граббе показал мне Ольгин привет — очень хорошо!

Каждый вечер наслаждаюсь двумя главами “The wall of part.” и скоро кончу.

Теперь у нас настоящая хорошая зима с массой снегу. Должен кончать. Да благословит Бог тебя и девочек!

Горячо целую тебя, Солнышко мое, и бесконечно люблю.

Сердечный приветим и А. Поблагодари ее за письмо и подарок.

Всегда твой старый

Ники.

Ц.С. 9 декабря 1916 г.

Мой ангел!

Большое, большое спасибо за твое милое письмо! Я рада, что тебе нравится эта прелестная английская книга; она действует так освежающе среди забот и огорчений этого мира. Мы сегодня вечером повидаемся с нашим Другом, — я очень рада. У бедной Ани вчера страшно болела нога, нечто вроде Drachenschuss'a [1064] и ишиаса, — она кричала от боли. Сейчас у нее Б., она сегодня лежит в постели, а потому я не знаю, сможет ли она завтра ехать. Мы берем с собой Настеньку, Ресина и Апраксина. Девочки ликуют, так как они любят спать в поезде, но мне будет грустно одной. Так мало сплю, когда тебя нет со мною. Жду Риттиха. Принимала Добровольского, — много говорили о Мишиной Г. Общине и о сенате.

Бедный генерал Вильямс, страшно огорчена за беднягу! Пожалуйста, кланяйся бельгийцу от меня. Как идут дела в Румынии и вообще на войне?