Владимир Абаринов - Катынский лабиринт

Из письма следует как минимум два вывода. Во-первых, Бурденко начал работу над катынскими материалами задолго до эксгумации. Во-вторых, он априори полагал виновность немцев несомненной.

Следующий документ не имеет ни подписи, ни даты. Озаглавлен он так: «Характеристика черепных ранений трупов, извлеченных из могил Катынского леса». Судя по всему, это одно из первых профессиональных заключений, составленное безусловно после осмотра эксгумированных останков.

«Входные отверстия, — гласит первая фраза, — как правило, располагаются в затылочной кости, над большим затылочным отверстием, большей частью вблизи от средней линии». Указан диаметр отверстий: от 0,6 см до 0,8–0,9 см, причем преобладают отверстия диаметром 0,8 см. Далее констатирован небольшой процент слепых ранений — в этих случаях внутри черепа найдены пули калибр 0,6–0,7 см, а в одном черепе — «неправильных очертаний кусок металла, по-видимому, оболочка разрывной пули». Заканчивается документ следующим сообщением: «В единичных случаях наблюдались повреждения черепа холодным оружием. В этих случаях раны кости имели форму четырехгранных отверстий с ровными краями и были множественными» . [134]

Что можно сказать по поводу этого текста? Заключение составлено вполне объективно, причем человеком, не имеющим отношения к армии, — иначе калибр отверстий был бы указан в миллиметрах. Бросается в глаза не отмеченное «Сообщением» наличие колотых ран четырехгранной формы. Такие же раны, но не в черепах, а на телах, были обнаружены Герхардом Бутцем. Суть дела в том. что четырехгранным был советский штык, немецкий же, как известно, плоским. Неудивительно, что советская экспертиза эту деталь предпочла не учитывать.

Еще один документ — письмо Бурденко на имя председателя ЧГК Н. М. Шверника от 21 марта 1944 года. Вот его полный текст:

«Глубокоуважаемый Николай Михайлович! По слухам, кажется, довольно достоверным, полученным мною от военных врачей, в Виннице были массовые убийства, произведенные немцами. Немцы провокационно приписывают эти убийства Советским органам. Хорошо было бы для установления техники умерщвления командировать в Винницу профессора Смирнова Л.И. — патологоанатома Центрального Нейрохирургического Института, — который обрабатывает все черепа. Позволяю Вам это писать потому, что прошедший опыт вскрытия могил не всегда был ценен». На письме имеется резолюция Шверника: «Принять предложение т. Бурденко о командировании в Винницу проф. Смирнова. 23/III» . [135]

Самое главное здесь — это, конечно, Винница. Летом 1943 года в Виннице германскими властями были обнаружены и вскрыты массовые захоронения жертв НКВД, по примеру катынской была образована комиссия экспертов, проводилась с участием местных жителей идентификация трупов, материалы расследования публиковались в оккупационной и мировой прессе. [136]Приписать немцам и эти расстрелы не удалось, хотя, как видим, такие попытки предпринимались. Из даты под письмом следует, что Специальная комиссия продолжала функционировать уже после того, как опубликовала свое «Сообщение».

Наконец, письмом от 29 мая 1944 года Бурденко предлагает Швернику «дополнить материалы по катынскому делу подлинными показаниями врачей, участвовавших в немецкой экспертизе». И далее: «Снятие показаний с участников немецкой инсценировки, фамилиями которых мы располагаем, окончательно бы разоблачило гнусную провокацию немецко-фашистских палачей в Катыни» [137]

Итак, работа комиссии продолжалась и в мае 1944 года. Ощущал ли Бурденко неполноценность своего «Сообщения»? Во всяком случае, полагал необходимым дополнить его. Предложением Бурденко воспользовались, как мы знаем, лишь отчасти.

Я уже писал, что деятельность комиссии Бурденко с самого начала была направлена не на оправдание органов НКВД (их непричастность как бы сама собою разумелась), а на обвинение немцев. Так, например, первое, за что ухватился Бурденко, ознакомившись с заключением международной комиссии, — это способ расстрела. В акте советской экспертизы также подчеркнута «полная идентичность метода расстрела польских военнопленных со способом расстрелов мирных советских граждан и советских военнопленных, широко практиковавшимся немецко-фашистскими властями на временно окулированной территории СССР». Но ведь одно не исключает другого. Сегодня нам хорошо известно, что способ этот — выстрел в затылок широко практиковался на территории СССР не только айнзатцкомандами СС, но и НКВД — об этом убедительно свидетельствуют раскопки, например, в Куропатах. [138]

В том, что все это грубый и недостойный фарс, были уже в 1944 году уверены приглашенные в Катынь иностранные корреспонденты. Вот, скажем, как описывает увиденное англичанин Александр Верт в своей в целом весьма доброжелательной книге «Россия в войне 1941–1945»:

«15 января 1944 г. большая группа западных корреспондентов в сопровождении Кэти Гарриман, дочери посла Соединенных Штатов Аверелла Гарримана, отправилась в свое страшное путешествие, чтобы увидеть сотни трупов в польском обмундировании, вырытых в Катынском лесу русскими органами власти. Утверждалось, что здесь было похоронено около 10 тысяч человек, но фактически было отрыто лишь несколько сот «образцов», которые пропитали даже морозный зимний воздух на всю жизнь запоминающимся зловонием. Русская Специальная следственная комиссия, которая была создана для этой цели и руководила всей церемонией, состояла из представителей судебно-медицинской экспертизы, таких, как академик Бурденко, и ряда «видных лиц», само присутствие которых должно было придать всему расследованию респектабельность и авторитетность; среди них были митрополит Московский Николай, [139]знаменитый писатель Алексей Толстой, нарком просвещения Потемкин и другие. Какими знаниями эти «видные лица» обладали, чтобы судить о том, насколько «свежими» или «старыми» являются вырытые трупы, было не совсем ясно. Однако именно этот вопрос и был центральным моментом спора — были ли поляки похоронены русскими весной 1940 г. или немцами в конце лета 1941 г.? Профессор Бурденко в зеленой фуражке пограничника деловито анатомировал трупы и, помахивая куском зловонной печени, нацепленной на кончик его скальпеля, приговаривал: «Посмотрите, какая она свеженькая!»

И далее:

«В общем отправной точкой для русских в ходе всего следствия было то, что всякую мысль, будто поляки могли быть убиты русскими, следовало сразу же исключить: такая мысль сама по себе была оскорбительной и недопустимой, а потому не было никакой необходимости останавливаться на фактах, которые могли бы привести к «оправданию» русских. Самым важным было обвинитьнемцев, оправдыватьже русских было совершенно незачем».