Яков Голосовкер - Сказание о кентавре Хироне

Погрузилась Гиппа в горный поток, стала Гиппа речной кобылицей. Приходил, бывало, мальчик-бог к потоку, вызывал свою пестунью, Окирроэ. Высовывала Окирроэ конскую голову из воды и печально говорила:

- Гип-па.

И ей в горах отвечала нимфа Эхо:

- Гип-па.

Подходила к потоку красавица Меланиппа, вызывала из быстрины свою мать, Гиппу-Окирроэ, и рассказывала ей о делах богов, кентавров и героев на Пелионе. Слушала ее Гиппа и порою жалобно ржала.

В печали бродил мальчик-бог Асклепий по Пелиону в поисках корней познания, чтобы вернуть Окирроэ ее былой образ. Знал, что не может бог идти против других богов. Покарал Окирроэ сам Аполлон, извлекший его из огня, и не мог он враждовать с Аполлоном. Но ведь был еще Асклепий и титаном.

И явился ему окутанный полупрозрачным облаком Зевс в образе лапита, с золотым лукошком в руке.

Не мог Зевс явиться перед ребенком во всей своей мощи и славе, чтобы не сжечь его громово-огненным дыханием, если в мальчике есть смертное зерно.

Мгновенно узнают боги богов. Узнал Асклепий Крони-да, и то грозное, что стояло в глазах Асклепия, вдруг разом окрепло, и бог-ребенок стал мощен.

Спросил Асклепий Зевса:

- Это ты держишь молнии в руках, испепелитель титанов? Не таков твой образ, какой ты принял сейчас. Почему же не предстал ты предо мной в громах и молниях? Ты хитрый бог,

- Ты еще слаб и мал, - ответил Кронид, - не выдержишь ты моего образа.

И услышал ответ:

- Явись таким, каков ты есть.

И явился Зевс Асклепию таким, каким являлся титанам в битве: огромный, со страшилищем-эгидой на груди и перуном в руке, средь громов и молний. Притихло псе живое в лесах и горах Пелиона, укрываясь от блеска и грохота громовых ударов.

А мальчик-бог сказал:

-- Мне не страшно. Не сжег ты меня блеском своей славы. Ты только бог и не больше. А мир огромно-большой, и мысль Хирона больше тебя, владыки Олимпа.

Удивился Молниевержец, свергающий в тартар титанов, отваге мальчика-бога.

Сказал:

- Вижу, не смертный ты. Но вполне ли ты бог? Мало родиться богом - надо еще научиться быть богом. Не титан ли ты, мальчик?

Так испытывал Зевс Асклепия. И, проникая в него своей мыслью-взором, хотел Зевс прочесть его мысль.

Спросил мальчик-бог:

- Зачем тебе молнии, Кронид?

И ответил Владыка богов:

- Чтобы силой выполнить веления Дики-Правды.

И, услыша ответ, исполнился теперь удивления Асклепий.

- Но ведь сила в знании, - сказал он. - Я вкусил уже от его корней.

Улыбнулся владыка Олимпа и, вынув из золотого лукошка багряный клубень, сказал:

- Если ты бог, то отведай.

Но чуть коснулся Асклепий этого багряного клубня губами, как словно огнем чудно ожгло ему язык, и нёбо, и рот, и вошла в него огненная сила от клубня.

Стал Асклепий мощью равен богам Олимпа. Сказал Зевс:

_ Это огненный корень жизни. Ты отведал от него и не сгорел. Теперь ты научился быть богом.

- Я дам его отведать Окирроэ, - радостно сказал мальчик-бог.

- Дай, - ответил Зевс и снова улыбнулся ребенку.

Но коварна улыбка богов Кронидов.

Так расстались два бога - Властитель молний и мальчик-бог Асклепий.

И сказал Зевс на Олимпе богам, испытав Асклепия:

_ Он бог людей, а- не бог богов. Пусть жилищем ему будет земля, а не небо.

Мгновенно достиг Асклепий потока, где жила Гиппа-Окирроэ. Вызвал ее из воды и, ликуя, воскликнул:

- Выйди на берег! Я принес тебе из мира правды чудес корень жизни. Отведай его - и вернется к тебе твой былой образ нимфы навеки.

Но забыл он сказать Окирроэ, от кого получил этот корень. Вышла она из воды, и вложил ей Асклепий огненный корень в ее конский рот Гиппы-кобылицы. Но чуть коснулся чудного корня ее язык, как она мгновенно сгорела. И осталась от Гиппы-Окирроэ на берегу потока только кучка серебряного пепла.

Часть II

ИЗГНАНИЕ ХИРОНА С ПЕЛИОНА (Фессалийская кентавромахия)

Сказание о том, как покинули Хирона, его питомцы, и о гибели Актеона-охотника

Знал Хирон, что время бежит, но куда убежало время, об этом и бессмертный Хирон не знал. Спросил он у своих питомцев-героев:

- Что-то долго бродит мальчик в горах. Кто видел Асклепия?

(Во II и III частях сказания о Хироне мы попытались восстановить в форме героических сказаний обе не дошедшие до пас эпические поэмы об истреблении титанического племени кентавров, именуемые Кентавромахия: 1. "Фессалийская кентаврома-хия" - о борьбе лапитов и кентавров. 2. "Пелопонесская кентавромахия" - об истреблении Гераклом кентавров на горе Фолое и горе Малее. Фабула первой утрачена. От фабулы второй Кентав-ромахии сохранилось в весьма сжатом изложении только несколько эпизодов у некоего греческого мифографа римской эпохи.)

И отозвался ему юношеский голос за пещерой:

_ Я вернулся и жду тебя, отец. С моим спутником-другом, с голубой змейкой, я пойду на Пелион пасти стадо в том месте, где звери всего свирепее. Только там научусь я пастушьему делу. Иначе как буду я врачевать смертных, если не сумею быть пастухом! Я хочу себя испытать. Отец, я попробую сперва исцелять не людей, а зверей... - и, помедлив словом, добавил: - от зверства.

Вышел Хирон из пещеры на голос Асклепия и увидел, что мальчик-бог уже юноша. Хотя видом он был не мощнее полубогов-героев, но его взор был более могучим, ибо смотрел он в мир так глубоко, как не могут смотреть полубоги.

Тогда сказал Хирон Асклепию:

- Иди и попробуй. Трудно зверю не звереть в борьбе: растерзают его другие звери. Но иной незверь зверее зверя. Не учил вас этому Хирон.

И ушел мальчик-бог Асклепий от учителя кентавра Хирона.

Только еще раз явился как-то Асклепий к Хирону, под осень. Был он уже по виду не юношей, а могучим богом и таил свои слова и мысли.

Сказал:

- Я иду исцелять смертных от смерти. Я испытал себя. Зверь умеет умирать, а мысль умирать не хочет. Сильнее, чем тело, страдает от сознания смерти мысль...

И, хотя бессмертные не прощаются, а только радуются и сиянием приветствуют друг друга при разлуке и встрече, Асклепий, уходя, глубоко заглянул в глаза Хирону и простился с ним по-земному, а не как жители неба, и по-земному простился с ним Хирон, сын Крона.

Как раз тогда пришла пора великих походов и подвигов. Возмужав, один за другим покидали полубоги-герои пещеру Хирона и самого учителя и шли в неведомые земли великанов и чудовищ. Говорил им в напутствие Хирон:

- Вот вы и взялись за дело. Соблюдайте же, идя на зверя, закон звериной правды, идя на людей - людской. Есть закон правды для людей и зверей, но нет закона правды для чудовища: для чудовища есть только рука героя. У чудовища жалости нет.

И, отъезжая, уже не говорили герои-полубоги Хирону, как бывало прежде:

-Зачем нам жалость? Разве жалость у героя не слабость? Нам нужна только радость победы".