Раймонд Картье - Тайны войны

10 августа он созвал в Бергхоф командиров армейских корпусов и командующих воздушными соединениями, а также полковников Иешонека и Иодля. Последний описал в своем журнале это совещание.

«После обеда, — пишет Иодль, — фюрер произнес речь, которая продолжалась три часа и в которой он развил свои политические взгляды. Вслед затем некоторые из генералов пытались обратить внимание фюрера на дефекты нашей подготовки. Попытки эти были неудачны; в частности это относится к выступлению генерала Витерсхайма, который, ссылаясь на мнение генерала Адама, считал, что укрепления Западного Вала не удержатся и трех недель. Фюрер страшно возмутился и закричал, что если это так, то вся армия ни к чему не годится».

«А я, генерал, — кричал он, — заверяю вас, что наша позиция удержится не только три недели, но три года». Иодль по этому поводу вздыхает:

«Эти пессимистические взгляды, к сожалению весьма распространенные в армии и в Главном Штабе, держатся по многим причинам. Во-первых, в силу старых воспоминаний. Затем идут политические соображения, тогда как каждый должен был бы только слушаться и выполнять свою военную задачу. Это делается конечно с традиционной старательностью, но при этом не хватает остроты ума; в конце концов критики просто не верят гению фюрера. Его сравнивают, самое большее, с Карлом XII. Это пораженчество не только рискует причинить огромный ущерб политически, — т. к. оппозиция, генералов фюреру всем известна, — оно может также отразиться неблагоприятно на морали войск. Но я не сомневаюсь, что в нужный момент фюрер окажется способным поднять мораль германского народа самым неожиданным способом».

На сдержанность, которую он чувствовал в военных кругах, Гитлер отвечал ненавистью и презрением. Он все больше и больше отдалялся от Главного Штаба и работал с небольшой группой преданных ему офицеров из ОКБ. Приходилось опасаться предательства со стороны людей, правом которых было все знать, а долгом — все скрывать.

8 сентября Иодля посетил фон-Штульпнагель — генерал-квартирмейстер армии. Он просил у Иодля письменного заверения, что Главный Штаб будет уведомлен о предстоящем выполнении «зеленого плана», по крайней мере, за 5 дней до начала операций. Иодль согласился в принципе, но заметил при этом, что метеорологические условия могут еще в последний момент опрокинуть все предположения.

Потом генерал и полковник разговорились.

«Генерал Штульпнагель, — рассказывает Иодль, — мне признался, что он в первый раз задает себе вопрос, не изменились ли основы нашего плана. До сих пор все было построено на том предположении, что западные державы не будут вмешиваться. Постепенно выясняется, что фюрер по-видимому склонен напасть на Чехословакию даже и в том случае, если это предположение отпадает. Надо добавить, что позиция Венгрии нам неблагоприятна, а Италия ведет себя сдержанно.»

«Я должен признаться, что я также ощущаю беспокойство, когда я учитываю перемены взглядов на военно-политические возможности я когда я сравниваю последние инструкции с директивами 24 июня, 5 ноября и 7 декабря 1937 и 30 мая 1938 гг.»

«Надо принять во внимание, что другие государства не остановятся ни перед чем, чтобы оказать на нас давление. Мы должны будем выдержать это испытание нервов; но так как мало кто обладает достаточной выдержкой и сопротивляемостью, то единственно возможное решение, — как можно строже держать про себя эти новости, которые нам причиняют столько беспокойства, а не разглашать их повсюду, как было до сих пор».

Таким образом, даже в непосредственном военном окружении Гитлера, даже в самом ОКБ, даже в уме Иодля, — этого восторженного поклонника фюрера, — гнездились сомнение и беспокойство.

Съезд национал-социалистической партии в Нюрнберге выявил новое обострение кризиса. Собрания проходили в душной, напряженной атмосфере, которая охватывала всех сейчас же, как только замолкали ликующие фанфары. Холодный дождь заливал гигантский стадион, а страх будущего сжимал сердца партийцев. Если был момент, когда Германия сомневалась в своем фюрере, когда перед ней мелькала та пропасть, к которой она близилась, — то это было именно в эти дни, непосредственно перед Мюнхеном. Никогда, быть может, положение Гитлера не было более шатким. Но Западные державы этого не знали.

9 сентября в Нюрнберге Гитлер вызвал к себе из Берлина генералов Браухича, Кайтеля и Гальдера. Полковник Шмундт, присутствовавший на этом военном совете, записал краткий протокол его и документ этот фигурировал на Нюрнбергском процессе.

Гальдер, начальник Главного Штаба, изложил план кампании против Чехословакии. Наступление должно вестись 2-й и 14-й армиями; цель его — захватить в клещи чешскую армию и не допустить ее отступления вглубь Чехии. Силы противника надо считать слабыми. Укрепления его имеют бреши. Некоторые бункера — без купольных перекрытий. Плотность обороны — одна дивизия на 10 километров фронта. Ольмюц должен быть занят 2-й армией уже на другой день. Наоборот, перед Пильзеном германская армия должна выжидать. Задача германской стратегии — охват и захват главных сил неприятеля.

О западных державах — ни слова. Единственной мерой, принятой в этом направлении, было спешное и демонстративное сооружение линии Зигфрида. Это значит, что Гитлер не считался с возможностью интервенции Франции. И приказ о мобилизации западных дивизий — 26-й, 34-й, 36-й, 32-й и 35-й, всего пяти дивизий против всей Франции — был отдан только вечером 27 сентября, т. е. за несколько часов до Мюнхенской конференции.

Съезд партии в Нюрнберге возобновился. Гитлер вернулся на трибуну и продолжал свои речи.

Однако в Берлине, куда генералы вернулись после совещания 9 сентября подготовлялось сенсационное событие.

«Мы решили, — рассказал Гальдер в Нюрнберге, — избавиться от Гитлера. Мы не имели в виду его убивать, т. к. убийство несовместимо с нашим понятием о воинской чести, но мы хотели лишить его возможности продолжать свою безумную политику.

Душой заговора был генерал Бек. В последний день Нюрнбергского съезда заговорщики сошлись у меня в Берлине. Теперь все они мертвы, кроме подполковника Бем-Тательбаха. Начальник гарнизона Берлина заявил, что на следующий день, по приезде Гитлера в Берлин, он будет арестован вооруженной силой.

Мы тотчас составили прокламацию к германскому народу, в которой говорилось, что фюрер вовлекал Германию в гибельную войну и что долгом нас — генералов — было предотвратить эту войну.

Наше совещание еще продолжалось, когда радио, которое непрерывно давало сведения о ходе кризиса, известило, что премьер-министр Англии Невиль Чемберлен испросил свидания у Гитлера и что он летит в Берхтесгаден.