Вильям Похлебкин - Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет в именах, датах, фактах. Выпуск 1

Директор Азиатского департамента Зиновьев считал, что "его величество держит нашего министра "в черном теле". Однако вскоре Зиновьев окажется под влиянием Каткова и Победоносцева и, став посланником в Швеции, в один из своих приездов в Петербург не постеснялся отозваться тогда уже о тяжело больном Гирсе как об чрезмерно эгоистичном, неискреннем и ненадежном в дружбе.

Александр III часто вычеркивал Николая Карловича из списков сановников, представленных к очередным наградам. "Многие должностные лица, - отметит позднее Ламздорф, - удостоены царской милости; только министр иностранных дел забыт и является жертвой неблагодарности, так как российский самодежец не решается вызвать неудовольствие Каткова и его приспешников". Однажды Гирс горестно заметит: "Поношение дипломатии совершенно во вкусе его величества".

При этом, Александр III всегда хотел читать всю дипломатическую почту, именно всю, поэтому Гире не имел права при очередном докладе какую-то неудачную реляцию опустить. Показателен такой пример: посол России в Константинополе Нелидов, дипломат весьма опытный, решился направить в министерство донесение своего первого драгомана, которого посетило какое-то таинственное, но имевшее очень убежденный и влиятельный вид лицо, предлагавшее свои услуги на случай разрыва между Россией и Англией; Этот авантюрист, каких немало тогда водилось на Востоке, предлагал засыпать Суэцкий канал, отвести пресную воду от столицы Египта, двинуть 100 000 человек суданских племен и в то же время поднять на борьбу Индию и Пакистан. Конечно, Нелидов не должен был беспокоить министра такой фантастически неправдоподобной реляцией, но ведь и резолюция монарха оказалась соответствующей: "При случае можно вспомнить о нем". Узнав об этом, Ламздорфа горестно заметит: "Наш государь не всегда эстетичен".

13 октября 1888 г праздновали пятидесятилетний юбилей дипломатической службы Николая Карловича. Накануне торжества юбиляру были вручены знаки высшего китайского ордена Дракона 1-й степени. Японский император прислал знаки нового только, что установленного в Японии ордена, датский король пожаловал орден Слона; Гирсу были также вручены бриллиантовые знаки прусского ордена Черного Орла.

В большой парадной зале квартиры Гирса собрались все чины министерства, в том числе некоторые представители русских миссий за границей, находившихся в то время в Петербурге. Первым приветствовал юбиляра товарищ министра тайный советник Влангали. В высочайшей грамоте, в частности, было сказано: "Постоянно встречал в вас просвещенного, усердного и крайне полезного сотрудника в направлении согласно с видами Нашими, международных отношений Наших, Мы, во изъявление искренней Нашей за это признательности, всемилостивейше жалуем вам бриллиантовые знаки ордена Нашего св. благоверного князя Александра Невского".

С осени 1892 г. по апрель 1893 г. Николай Карлович уже был серьезно болен и находился в отпуске. Но болезнь продолжала прогрессировать, и в конце 1894 г., по его собственному признанию, не мог "даже ставить подпись на бумагах"; в это же время тяжело заболел Александр III. В результате, по утверждению одного из ближайших помощников Гирса, Ламздорфа, в Министерстве иностранных дел "установился режим подлинной анархии", начались "интриги и дергания". Николай Карлович Гирс умер 14 января 1895 г., пережив Александра III всего на три месяца.

Он принадлежал к когорте тех редких дипломатов, которые следовали в своей жизни негласному девизу Гирса: "Не слыть, но быть".

Николай Павлович Шишкин родился 11 августа 1827 г. в Ярославле в семье потомственного дворянина камер-юнкера Павла Сергеевича Шишкина. В 1841 г. он поступил в лицей. Как следует из писем Николая к отцу, в которых он регулярно сообщал родителям свои оценки в лицее, а также из самого лицейского свидетельства, юный Шишкин, хотя и не был самым послушным учеником среди лицеистов пятнадцатого набора, учился хорошо.

В 1853 г. Николай перешел на службу в Азиатский департамент Министерства иностранных дел, во главе которого стоял Любимов, выпускник Московского университета, один из знакомых семьи Шишкиных. Он согласился взять Шишкина на службу канцелярским чиновником первого разряда. Ровно через год "за отличие" Шишкин был произведен в коллежские секретари, а 6 декабря 1855 г. назначен старшим помощником столоначальника департамента. 22 мая 1857 г. в ходе подготовки свидания Александра II с Наполеоном III министр иностранных дел Горчаков направил Шишкина курьером с депешами в Париж. Шишкин проявил себя "старательным, активным и сообразительным" работником, чем обратил на себя внимание Киселева, российского посла во Франции.

1 января 1859 г. Шишкин был командирован секретарем в российское генеральное консульство в Молдавии к Гирсу, будущему министру иностранных дел. Спустя полгода Шишкин, к тому времени уже коллежский асессор, получил назначение управляющим консульством в Яссах. Но и там он пробыл недолго - через пять месяцев был переведен на место консула в Адрианополь.

Оценивая успешную деятельность Шишкина как консула в Адрианополе, Горчаков ходатайствовал перед Комитетом министров о награждении дипломата "вне существующих правил" орденом Станислава 2-й степени с императорской короной. 4 мая 1862 г. состоялось награждение, а 18 октября Шишкину было поручено управлять генеральным консульством России в Белграде.

Главной задачей, которую поставило правительство перед Шишкиным, направляя его в Белград, было удержать сербское правительство от войны против Турции. Как указывалось в инструкции, "вы могли убедиться, что Императорское министерство столько же опасается нарушения спокойствия в христианских областях Турции, сколько желает продолжения мирных отношений между Сербией и Портою". Поводом для опасений служило нарастание напряженности на сербо-турецкой границе. Столкновение между Белградом и Константинополем грозило перерасти в крупный военный конфликт и лишить устойчивости обстановку на Балканах, вопреки интересам России. Слабость ее экономики, неподготовленность к "силовому" пересмотру результатов Парижского мирного договора 1856 г. и вместе с тем активизация российской политики на среднеазиатском направлении не позволяли Петербургу отходить от того уравновешенного курса в отношениях с европейскими державами, который проводил Горчаков и который обеспечивал России мирную передышку.

В Сербии российской дипломатии пришлось вступить в соперничество с внешнеполитическими ведомствами Англии, Франции, Австрии и Турции. Из донесений генерального консула в Белграде 1863-1866 гг. следовало, что каждая из названных стран тем или иным путем подталкивала сербского князя Михаила Обреновича к войне с Портой. В уверенности, что Турция одержит победу, Англия и Франция надеялись на ликвидацию автономии княжества, замену неудобных для них Обреновичей династией Карагеоргиевичей и восстановление полного контроля Порты над Сербией. Поражение Белграда позволило бы Лондону и Парижу вести в Сербии двойную игру.