Вильям Похлебкин - Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет в именах, датах, фактах. Выпуск 1

Таким образом, великие цели освобождения Руси от монгольского ига и задачи русской внешней политики по отстаиванию Руси от агрессии с Запада отходят на второй план и постепенно подменяются задачами выживания отдельных княжеств и их группировок.

Первым из состава Владимирской Руси выделилось Тверское великое княжество в 1247 г., т. е. спустя всего семь лет после порабощения Руси Золотой Ордой. С этого момента дробление Владимирской Руси на уделы приняло поистине катастрофические размеры.

Чтобы получить хотя бы приблизительное представление о процессах дробления Руси в XIII—XIV вв., достаточно привести пример лишь одного, притом самого «тихого», княжества, выделившегося из состава владимирских земель, — Ярославского, где не было войн и жестоких междоусобиц.

Ярославское княжество было выделено в удельное в 1218 г. как чисто хозяйственное ленное владение, без всяких политических прав, второму сыну Владимиро-Суздальского князя Константина.

Как самое небогатое, лежавшее на пустопорожних землях, заросшее лесами и пронизанное болотами, оно до начала XIV в. не меняло ни своего хозяйственно-административного статуса, ни границ. Но затем в первой четверти XIV в, разделилось на княжества Моложское, Новленское, Заозерско-Кубенское, Курбское, Шехонское, Ухорское. В свою очередь, к концу XIV в. и эти мелкие княжества разделились на мельчайшие княжеские уделы: так, Моложское княжество раздробилось на Шуморовское, Сицкое, Прозоровское. Точно так же на три-четыре части разделились и другие 5 вышеуказанных княжеств. Естественно, что по отношению к этим удельным князькам ярославские князья со временем стали «великими», и потому ранг небольшого Ярославского княжества, при всей скромности его правителей, был постепенно повышен до Великого княжества. То же самое происходило в Тверском и Московском княжествах, где возникли Можайское, Старицкое, Звенигородское, Верейское, Серпуховское, Коломенское, Боровское, Дмитровское, Зарайское княжества.

Вполне естественно, что при таком развитии управления во Владимирской Руси, при такой степени ее децентрализации никакой речи об организации отпора зо-лотоордынскому порабощению не могло быть и речи. Владимирские великие князья, сменяемые по тому же принципу старшинства в роду, как и киевские великие князья, оказались неспособными выполнить внешнеполитические заветы своих пращуров в силу того, что стали стремиться только к возвышению своих личных уделов. Отсюда и борьба между ними за перенесение столицы из Владимира то в Тверь, то в Москву, то даже в... Кострому, отсюда и доносы хану друг на друга, отсюда и разорение уделов соседа и нанесение ущерба его крестьянам, как только для этого представлялся удобный случай.

Только решительный и жесткий переход московской ветви Александровичей к целеустремленной политике централизации и собирания Руси, только их претензии на общерусское руководство как непосредственных наследников линии Александра Невского во внешней политике оказались способными сломить многовековые традиции в области династической политики, наследования и внешнеполитической концепции Русского государства.

В сочетании с общей изменившейся исторической обстановкой эти новые внешнеполитические концепции московской династии позволили, как мы увидим дальше, изменить всю устремленность внешнеполитических усилий, направить их в новое русло и способствовали с конца XIV в. изменению всей внешнеполитической ситуации для Русского государства. Оно было спасено, его дальнейшее историческое существование оказалось обеспеченным. Но никогда не следует забывать, что не наступи сочетание этих исторических условий — и история могла бы распорядиться иначе: великой России могло бы и не сложиться, она бы в точности последовала по пути Германской империи, раздробленной на сотни курфюршеств, герцогств, пфальцграфств и маркграфств.

Подводя итоги внешнеполитической деятельности руководителей Владимирской Руси и давая оценку общего исторического значения этого государства в русской истории, следует подчеркнуть, что Владимирская Русь была крайне нестабильным государственным образованием переходного типа и потому, вполне естественно, не могла обладать стабильной внешней политикой, была крайне чувствительна к колебаниям внешнеполитической конъюнктуры как внутри Руси среди русских государств, так и вовне по отношению к Литве и Золотой Орде — двум и единственным своим «иностранным» соседям.

Внешняя политика Владимирской Руси по отношению к Орде носит явные черты вассальной зависимости, но одновременно имеет и дальние прицелы, рассчитана на определенную историческую перспективу (фактически на преобладание Орды в обозримом историческом будущем). Опыт такой внешней политики имеет немалое историческое значение, хотя этот опыт далеко не всегда положительный. Однако было бы неправильно забывать, не учитывать, а тем более отрицать необходимость изучения подобного опыта.

Это — опыт дипломатии, проводимой в крайне неблагоприятных внешних условиях, в обстановке практически полной международной изоляции, политики, ориентированной фактически лишь на одного основного «партнера»-врага — Орду. Уже одна эта ненормальная обстановка должна была оказывать и, конечно, оказывала воздействие на искаженное складывание внешней политики Владимирской Руси. Русские великие князья, монархи в своей стране, в то же время чувствуют себя постоянно вассалами (подневольными слугами) иностранного государства, глубоко чуждого им и их народу по всем параметрам: национальной истории, этническому происхождению, религии, быту и психологическому складу, а также по таким важным государственным факторам, как организация и боевой опыт военного дела, принципы административного управления и административного деления, иерархия монархии.

Внешняя политика Владимирской Руси в подобных условиях не случайно отличалась скованностью, сдерживалась не только ханами, не только внешним давлением, но и собственными рабскими установками, самоконтролем, превращающимся нередко в стабильно сохранявшиеся десятилетиями перестраховочные приемы, методы работы.

И все же и в этих подневольных условиях русская внешняя политика ведется князьями, вдохновляется далекими стратегическими целями и постепенно отрабатывает для достижения этих целей чрезвычайно тонкую, изощренную, детально «расписанную» тактику.

Именно изучением этой стороны дипломатического искусства интересна и поучительна для историка эта эпоха. Именно в этот период резко усиливается руководящая и исключительная роль великого князя в руководстве внешней политикой и в ее проведении на практике. Князь становится в эту эпоху всеобщего недоверия своим собственным и единственным «министром иностранных дел» в полном смысле этого слова в большей степени, чем это было в Киевской Руси.