Вильям Похлебкин - Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет в именах, датах, фактах. Выпуск 1

Положение дел в Крыму продолжало вызывать озабоченность петербургского двора и в дальнейшем. В одной из поданных канцлером в этой связи записок Екатерине II в начальный период ее царствования особо подчеркивалось, что Турция, кроме всего прочего, может также вредить России и через крымских ханов. Причем на будущее время для Российского государства надобно желать, чтобы приобретение полуострова Крым, или устья Дона, или какого-нибудь места, удобного для содержания флота на Черном море, "доставить себе на оном твердое основание", а тамошнюю коммерцию обратить в свою пользу и "оную распространить с полуденной стороны Европы".

В одном из своих докладов императрице канцлер Воронцов подчеркивал: "По такому важному внутреннему усмотрению Порты Оттоманской, целость и сохранение ее зависит от воинских трудов и подвигов, которыми политическое тело ее крепнет и питает свои нервы, от долговременного же покоя приходит она не только в изнеможение, но и подвергается конечному разрушению". Пройдет 20 лет, и все поймут правильность рассуждений канцлера Воронцова о Крыме и намерениях турецких правителей. Именно графу удалось впервые четко и подробно обосновать насущную необходимость для России в интересах собственной безопасности присоединить Крым к империи.

Спустя год после воцарения Екатерины II Воронцов почувствовал, что при дворе к нему стали относиться с каким-то подчеркнутым безразличием, и он решает в создавшейся обстановке поступить точно также, как он это сделал в 1746 году, - снова на время отправиться для поправления здоровья в чужие края. И уже 4 августа 1763 года последовал указ сенату следующего содержания: "Канцлер наш граф Воронцов представляет Нам, что он по слабости здоровья не в состоянии больше нести трудов звания своего, ежели переменою воздуха или целительными водами не воспользуется, и для того просил Нас всеподданнейше о увольнении его с фамилиею по крайней мере на два года в чужие край". Отпуск предоставлялся Екатериной II с сохранением канцлерской должности.

Не успел граф Воронцов покинуть Петербург, как в Коллегии иностранных дел появился опытный дипломат граф Панин, которому суждено было стать одним из ближайших сподвижников Екатерины II. А Михаил Илларионович 8 сентября 17бЗ года из Данцига по пути в Италию писал в Лондон своему племяннику о внешнеполитическом ведомстве: "В Коллегии иностранных дел ежедневное упражнение происходит, подобно большой поварне, на которой огонь и стряпня никогда не перестают".

7 октября 1763 года Екатерина II подписала именной указ о назначении Панина первоприсутствующим Коллегии иностранных дел: "По теперешним небезтрудным обстоятельствам рассудили мы за благо во время отсутствия нашего канцлера препоручить Вам исправление и производство всех иностранной Коллегии дел, чего ради и повелеваем Вам до возвращения канцлера присутствовать в оной Коллегии старшим членом..." Почувствовав неладное, Воронцов решает досрочно возвратиться в Северную столицу. Узнав о таком намерении графа, императрица отдала князю Голицыну распоряжение: "Я желаю, чтобы вы по прибытии сюда канцлера, которое вскоре воспоследовать имеет, внушили ему, что как не совершился еще срок дозволенного ему па два года увольнения, то я желаю, чтоб он и дела и министров чужестранных оставил господину Панину; польза дел моих требует, чтобы он согласовал в том желаниям моим". Фактически это означало отставку графа Воронцова. 29 апреля 1765 года императрица в качестве отступного пожаловала Михаилу Илларионовичу 50 тысяч рублей в награждение.

Воронцов к дипломатической деятельности больше не возвращался. И как несколько позднее подметила наблюдательная племянница графа, Екатерина Романовна Дашкова, в российской столице все делается волею императрицы и переваривается господином Паниным" Сам же граф Воронцов так попытался подытожить свое канцлерство: "Финансы же мои столь плохи и малы, что я почти ничего выгодного сделать не могу и ныне искусством вижу, какая разница быть канцлером честным и бескорыстным, или, в том же чине состоять быть богатым, а не добродетельным". В то же время "бескорыстие" и "добродетельность" Воронцова вызывали у императрицы большие сомнения. Известно было, что граф одно время пытался заняться торговыми делами и в 1757 году вместе с графом Шуваловым и генерал-прокурором Глебовым выхлопотал привилегию на исключительный отпуск из Архангельского и Онежского портов льняного семени, но в этом предприятии потерпел неудачу.

В то же время, Михаил Илларионович интересовался научными изысканиями, выписывал много книг за границей, которые положили начало известной воронцовской библиотеки. Среди книжного собрания имелось много работ с дарственными надписями. Так, саксонский министр при петербургском дворе граф Брюлъ подарил графу Воронцову роскошное издание гравюр его картинной галереи. Стараниями Михаила Илларионовича было сохранено много важных документов, которые позднее составили знаменитый архив Воронцова, изданный Бартеневым в 40 книгах.

Воронцов был известен своей дружбой с Михаилом Васильевичем Ломоносовым. Великий ученый обращался к канцлеру зачастую с просьбой о "важном заступлении и предательстве". Граф, в свою очередь, проявлял интерес к его научным трудам, помогал деньгами. Еще в марте 1753 года Ломоносов писал Воронцову: "Непременная вашего сиятельства ко мне чрез долгое время без всяких моих заслуг милость толь мне чувствительна, что я никогда не могу иначе об вас вспомнить, как бы сын об истинном своем отце должен вспомнить".

Принцесса София-Августа-Фредерика Ангальт-Цербстская, ставшая императрицей Екатериной Алексеевной, должна была показать и доказать, что иных интересов, кроме российских, для нее не существует. И всем своим правлением, в первую очередь ведением внешних дел, она это продемонстрировала: никаких особых отношений с родиной, с Германией, ни в политике, ни в жизни, ни в быту. Переписка с немецкими владетелями велась исключительно по-французски. Полный разрыв с родственниками - ни один из них не приглашался в Петербург. Сама Екатерина за 52 года пребывания в России ни разу не пересекала ее границ. Она отказалась от модного тогда обычая брать в услужение иностранцев - только россияне! Дипломатам, русским по происхождению, она предписала составлять депеши на родном языке. Российская внешняя политика при Екатерине вновь обрела присущий ей при Петре динамизм, утраченный было при его незадачливых преемниках, и импульс исходил от государыни, обладавшей способностью стратегического мышления, целеустремленностью, силой воли, упорством, отмечает доктор исторических наук Анатолий Игнатьев.