Джон Мэн - Чингисхан

Угроза просто растаяла в воздухе, оставив Европу потрясенной собственным необъяснимым спасением.

Десять лет после смерти Угедэя семейные склоки угрожали целям и амбициям Чингиса. Вдовы вздорили из-за наследства, внуки передрались между собой. Империю перестало трясти только в 1251 году при Монхе, сыне Тули, пользовавшегося деятельной поддержкой своих братьев Хулегу и Хубилая. Эти трое расширили империю до ее максимальных размеров. Хулегу разбил асассинов, захватил Багдад и дошел до Египта, где, наконец, монголы были отброшены, и тогда растаял, как дым, миф об их непобедимости. В 1260 году, после смерти Монхе, Хубилай начал завоевание Южного Китая.

Завоевание Китая стало поворотным пунктом в истории Монгольской империи, после него начался отход от ее исконных корней. Новый хан Хубилай был с Чингисом во время его последнего похода, но это не помешало ему перенести столицу из Каракорума в Бейджин и завести порядки, со всем не похожие на те, которых придерживались его монгольские предшественники, хотя он и сохранил память о своей родной колыбели, построив в степях Внутренней Монголии летний дворец Шанду.

Когда в 1279 году весь Южный Китай лежал у ног монголов, Хубилай провозгласил основание новой династии Юань, посмертным основателем которой он объявил своего деда. Хубилай высился гигантом среди правителей и, безусловно, был самым могущественным человеком своего времени, но не всемогущим. Все его попытки захватить Японию кончались провалом, дважды штормы рассеивали его флот. Его власть над остальной частью его панъ-евразийской империей была номинальной, отдельные ее территории стремились вести собственную политику и постепенно превращались в независимые государства.

В Южной Руси Бату правил тем, что станет Золотой Ордой, от монгольского слова ордон, юрта-дворец (так с XVI века, когда это слово вошло в европейские языки, стали называть монгольские владения). Русские вспоминают два века правления Золотой Орды как «татарское иго». В сущности, это было не такое уж иго, скорее это походило на сосуществование, состояние, достигнутое, когда князь Новгородский Александр Невский решил воевать не с монголами, а с ливонцами, немцами и шведами. Скоро они стали бывшими монголами, приняли ислам, тесно сотрудничали с владыками Египта, обменивались послами, которые вели переписку на турецком языке, украшали свои депеши золотыми заставками и обращались к адресату изящным слогом. Предполагалось, что ханом мог стать только один из Золотой родни, потомок Чингиса, но прошло немного времени, и почти каждый претендент мог похвастаться, что происходит от него. Когда в XV веке Орда распалась на полдюжины отдельных ханств, каждый из ханов претендовал на родство с Чинги сом. И когда возрождающаяся Россия при Екатерине Великой в 1783 году аннексировала Крым, его правитель все еще с безнадежной настойчивостью напоминал, что является Чингисидом.

В Персии монгольские правители «пили кровь из камня». Ильханы (ханы-вассалы), как они себя называли, продавали людей в рабство, беззастенчиво грабили, душили запредельными налогами, взимали земельный и подушный налоги, церковную десятину, обложили налогами все торговые сделки, даже проституцию. Помимо разграбления сельской местности с ее несчастными крестьянами, монголы умело обирали городскую торговлю и собирали достаточно богатств, чтобы кое-как удерживать власть, даже когда у них оборвались ниточки, связывавшие их с изначальными корнями. Праправнук Хулегу принял мусульманство, а неудачная попытка изгнать из Сирии египетских мамелюков в 1304 году провозгласила конец монгольской экспансии. Египет и все Средиземноморье навсегда остались для монголов недоступными. В 1307 году монгольское посольство посетило Англию для встречи с королем Эдуардом Вторым, но это была последняя попытка заявить о себе. Тридцатью годами поз же умер последний монгол-ильхан, не оставив после себя наследника. Монгольское владычество в этой части империи перестало существовать.

В Центральной Азии владычествовали наследники Джагатая, их владения постоянно бурлили религиозными раздорами и войнами, часто нередко затеваемыми близкими родственниками друг против друга. Здесь крепко держались кочевнических традиций, а вместе с ними жила и жажда завоеваний. Зажатые соперниками монголов с востока и запада, наследники Джагатая обратили взоры на Афганистан и Индию, совершили на них несколько набегов и таким образом установили традицию, которая сохранилась и после то го, как власть выпала из ослабевших монгольских рук и была подхвачена кровожадным тюрком Тамерланом.

В Китае Хубилай и его наследники делали то, что римляне делали для Северной Европы: строили дороги, каналы, нала живали торговлю, вводили эффективное налогообложение, учреждали почтовую службу, превзойти которую смогли только после изобретения телеграфа. Процветающая экономика держалась на бумажных деньгах. Из Юго-Восточной Азии привозили пряности, китайские шелка и фарфор заполняли склады на берегу Персидского залива. Короче говоря, монголы укрепляли все преимущества объединения страны в крупных масштабах, чего всегда добивались китайские правители, и пользовались всеми благами, которые следовали из этих преимуществ. Делалось это при полном забвении монгольских корней. Янь Лунь Чу Цзай был бы доволен.

На протяжении 150 лет после смерти Чингиса его разбросанные по империи потомки соединяли Восток и Запад, участвуя в обмене товарами, дипломатами и экспертами. В 1280-х годах китайский монах-несторианец Раббан бар Саума посетил папу и встречался с королем Англии в Гаскони. В ответ папа направил несколько своих послов-монахов в Монголию и Китай. Китайские архитекторы руководили ирригационными проектами в Ираке. Китайские общины были в Новгороде и Москве, китайские торговцы в Камбодже. Использование бумаги для изготовления книг и денег распространилось на запад, сначала в Самарканд, а оттуда в Европу, где это изобретение подхватили, развили, и оно легло в основу изобретения книгопечатания. [12] Идея наборной печати распространилась благодаря монгольскому правлению, но пока никому не удалось найти данных об ее распространении. Гутенберг сделал свое изобретение без всякой помощи с Востока. Об этом можно прочитать в моей книге «Революция Гутенберга», вышедшей в Лондоне в 2002 году (в американском издании она называется «Гутенберг»). (Прим. авт.)

Но монголов никогда не любили. Они давно уже не были кочевниками, но подлинными китайцами не стали. Новые властелины презирали и боялись своих подданных, запрещали им владеть оружием, не допускали в государственный аппарат. Марко Поло был губернатором города, министра финансов пригласили из Ташкента, Юнанью правил мусульманин с сыном. Монгольская власть держалась на силе, а сила имеет тенденцию ослабевать. Многие монгольские вожди перенимали придворные привычки, становились льстецами, начинали пресмыкаться перед вышестоящими, брали взятки, забыли про простоту и аскетизм основателя их нации. Другие же помнили, и это порождало взаимное недоверие и подозрительность. Ненависть с одной стороны и разложение на другой не могли не вести к попыткам положить этому конец, и появлялись мятежные головы, одной из которых удалось добиться своей цели. В 1368 году бывший монах Чжу Юаньчжан сбросил с трона последнего монгольского императора Тогхона Темура, и тот удалился назад в монгольские степи.