Фердинанд Грегоровиус - История города Рима в Средние века

Состояние римских школ нам совершенно неизвестно. Из документов мы знаем о существовании докторов права, схоластиков и магистров, но только в других странах, а не в Риме. Випон убеждал Генриха III следовать обычаю итальянцев посылать сыновей знати в школы; но едва ли в Риме мог он познакомиться с этим похвальным обычаем. Знать и горожане римские стояли по своему образованию ниже, чем в Болонье, Пизе, Павии и Милане, хотя в Риме все еще должны были существовать грамматические школы, в которых изучались древние авторы. Изучение грамматики было весьма распространено в Италии в то время, и искусный стиль, разукрашенный риторическими оборотами, очень ценился.

В изящной и научной литературе Рим занимал в XI веке, по сравнению со всею остальной Италией, тоже последнее место, как и в X веке. Пример каносского монаха Доницо, описавшего в стихах, — конечно варварских, — жизнь кликой маркграфини Матильды, и затем Вильгельма Апулийского, автора так стихотворной летописи геройских подвигов Роберта Гюискара (автора, оказавшегося если не Виргилием, то, во всяком случае, писателем, понимающим дело) — пример этих людей не вызвал подражаний среди римских монахов; лирические произведения Дамиани и Альфана Салернского прошли точно так же бесследно. Даже из надписей только немногие принадлежат этому времени. Между тем церковное пение уже должно было двинуться вперед с того момента, как Гвидо Араретинский, монах бенедиктинского монастыря Помпозы близ Равенны, изобретением нот положил начало гениальным открытиям, которыми человечество было освобождено от цепей варварства. Подвергнутый завистливыми собратьями-монахами гонению, этот первый в истории христианской культуры изобретатель должен был бежать из монастыря. Явившись таким образам вместе и первым мучеником в этой истории, Гвидо сам сравнивает себя с тем мастером, которого Тиберий приказал предать смерти за то, что он изобрел небьющееся стекло. Гвидо нашел приют сначала у Тебальда, епископа аретинского, а вскоре затем был призван в Рим невежественным Иоанном XIX. Ознакомившись в изложении Гвидо с его антифонаром и легко усвоив пение одного из стихов, Иоанн приказал применить замечательный метод Гвидо в латеранской певческой школе. Сохранилось письмо, в котором Гвидо рассказывает о своем торжестве. Осчастливленный монах покинул Рим, дав обещание вернуться, чтобы вести преподавание по своему методу. Возможно, что римляне не приложили достаточно стараний к тому, чтобы удержать у себя этого замечательного человека; но возможно так же, что Гвидо сам бежал, так как, по его словам, Рим представлял пустыню, зараженную болотной миазмой. В числе причин невежества римского духовенства один из кардиналов времен Григория VII отмечает, кроме нищеты, лишавшей духовенство возможности посещать школы других стран, так же и нездоровые условия Рима, пугавшие иноземных учителей. Во многих местах города образовались болота, так что Рим представлял собой настоящую могилу. Затем город не располагал никакими денежными средствами и нес на себе все бедственные последствия борьбы партий, а папский двор того времени не оказывал никакого покровительства наукам. В Рим не призывались ни Ланфранк Павийский, учитель Александра II, ни еще более знаменитый Ансельм Аостский, ученик Ланфранка и отец схоластической теологии. Разливая, как звезды первой величины, свет просвещения во Франции и по всему Западу, оба ломбардца остались в монастыре Бек в Нормандии и умерли, сменив один другого, в сане епископа Кентерберийского.

Декретов, покровительствующих школам, не было издано даже теми папами которые боролись за реформу, и только Григорий VII в 1078 г. издал декрет, которым предписывалось учреждать при церквях школы для духовенства.

Римские библиотеки того времени нам неизвестны; тем не менее возможно, что к охранению их принимались меры, так как поименный список библиотекарей за XI век не представляет перерыва, между тем как в XII веке упомянуты только три библиотекаря, а в XIII веке — уже ни одного. Упадок научной деятельности парализовал стремление к постоянному пополнению Латеранской библиотеки, и в римских монастырях едва ли даже и были такие монахи, которые умели бы писать кодексы. Дамиани жалуется на недостаток переписчиков и говорит, что встречи лишь немногих, которые умели разобраться в рукописях. Между тем среди монахов итальянских монастырей науки находили все-таки своих адептов. До нас дошел каталог библиотеки монастыря Помпозы, относящийся к тому времени. Автор этого каталога отмечает с гордостью, что библиотека Помпозы полнее римской; это замечание, между прочим, доказывает, что римские библиотеки еще и тогда считались обширными. Знаменитый Герберт в конце X века (раньше, чем стал папой) обратился в Рим, желая приобрести книги для своей библиотеки. Аббаты монастыря Помпозы Гвидо и Иероним собирали книги отовсюду, не жалея денег, и число приобретенных ими книг было для того времени весьма значительным.

Произведений светских авторов было, конечно, немного среди этих книг; в массе теологических сочинений отмечены: Евтропий, Historia Miscella, Плиний, Солин, Юстин, Сенека, Донат и Ливии, уже искаженный.

В деле собирания и переписки рукописей еще большая слава принадлежит монахам Монте-Касино. Время Дезидерия было золотым веком этого монастыря. Дезидерием было собрано множество кодексов, и среди них произведений светской литературы было больше, чем в каких-либо других собраниях книг. На прекрасные пергаментные кодексы, написанные лангобардским шрифтом, нельзя смотреть без чувства некоторого благоговения. В истории — литературы XI и XII веков Монте-Касино занимает блестящее положение; утрата поэтических произведений Альберика, Альфана, Дезидерия и Одеризия не составила бы для нас большого лишения; но замечательные произведения Амата (1080 г.), написавшего историю норманнов, и Льва Марсикануса (впоследствии, при Пасхалии II, кардинала-епископа остийского), написавшего хронику Монте-Касино, не могут быть заменены ничем.

В Монте-Касино изучалась даже медицина, процветавшая в Салерно под влиянием арабов. В 1060 г. в этом монастыре прославился как врач и ученый Константин Африканский, уроженец Карфагена и переводчик на латинский язык арабских и греческих произведений. Этот изумительный знаток халдейской мудрости, усвоенной им на Востоке, был первым в Европе ученым, о котором достоверно известно, что он знал арабский язык.

Ничего подобного не видим в бенедиктинских монастырях Фарфа и Субиако, находившихся поблизости от Рима. Монте-Касино был ревностным сторонником Рима; двое пап из числа тех, которые стояли за реформу, происходили из Монте-Касино; монастырь Фарфа, напротив, упорно отстаивал права имперской власти. Литературная деятельность монахов Фарфы имела исключительно монастырский характер. При Оттоне III усердно занимался литературой аббат Гуго, автор нескольких произведений, посвященных описанию упадка аббатства. Задачей преемников Гуго была всегда защита независимости аббатства. Та же цель имелась в виду при составлении знаменитого реестра документов Фарфы. В промежуток времени с 1092 г. до 1099 г. по настоянию аббата Берарда II монах Григорий Катинский, знатный сабинянин, собрал все акты, относившиеся к Фарфе. Эту трудную работу, но с меньшим успехом, продолжал ученик Григория Тодин и довел ее до 1125 г., на котором заканчиваются документы; после этого аббатство перешло под власть пап. Это замечательное собрание регестов служит с прошлого столетия одним из главных источников по истории Средних веков; им пользовался так же и автор этой истории гор. Рима. Дипломы, дарованные князьями, императорами и папами, реестры владений, наследственные аренды (е rrphithensis) и судебные акты, написанные на пергаменте и относящиеся к периоду времени, обнимающему более трех столетий, собраны монахами с изумительной тщательностью. Тот же архивариус Григорий составил особый кодекс арендных договоров и, кроме того, собрал еще дипломы, акты и исторические даты, составляющие в общем беспорядочную и чудовищную «Хронику Фарфы», Но все эти работы относятся к области не столько истории, сколько археологии и юридических наук, так как Григорий не задавался целью написать историческое исследование, а скорее имел в виду лишь доказать права Фарфы Документами; поэтому вполне основательно ему было приписано так же одно из полемических сочинений эпохи борьбы за реформу — «Защита имперских прав», написанное по вопросу об инвеституре.