Фердинанд Грегоровиус - История города Рима в Средние века

Аттила удалился в Паннонию, угрожая уничтожить Италию и Рим, если ему, Аттиле, не будет выдана Гонория с соответственным приданым. К счастью, исполнить свою угрозу Аттиле не довелось, так как в следующем же, 453 г. он умер, деля брачное ложе с одной красивой женщиной.

Спасение Рима послужило основанием еще одной позднейшей легенды. Рассказывали, что Лев, вернувшись из своей славной миссии и преисполненный радостных чувств вследствие успешного ее выполнения и оказанного апостолом заступничества, приказал перелить статую капитолийского Зевса в ту бронзовую фигуру апостола, которая и в настоящее время находится в соборе Св. Петра. Такой легендой заканчивается история капитолийского Юпитера. Это исчезновение знаменитой статуи, разделившей общую участь незаметно погибавших языческих богов и появляющейся последний раз в легенде, составляет как бы символ наступившей метаморфозы Рима. Капитолийский Юпитер был богом-властителем западного мира; в восточном греческом мире главой богов древней религии в течение веков был тот изумительный Зевс — колосс, который некогда был поставлен в Олимпии великим Фидием. Этого колосса также уже не было. Покинутый, он оставался в своем храме в печальном одиночестве до конца IV века, затем был перевезен в Константинополь и в правление Зенона Исаврянина погиб во время пожара.

Свое спасение от Аттилы город Рим праздновал некоторое время ежегодным Церковным торжеством. Но в одно из этих ежегодных празднеств великий епископ в своей проповеди выразил римлянам порицание за то, что они не возносят благодарственных молитв на гробнице апостола, а стремятся в цирк наслаждаться играми. «Религиозный праздник, — говорил епископ, — в память дня нашего испытания и освобождения, в который весь верующий народ стекался благодарить Бога, — этот праздник скоро был забыт всеми; немного людей присутствует на нем; это наполняет мое сердце и болью, и ужасом. Мне стыдно говорить об этом, но я не могу молчать: преданность к демонам сильнее, чем к апостолам, и постыдные зрелища привлекают народ больше, чем места, где пострадали мученики. Кто спас этот город. Кто освободил его от плена? Кто избавил его от убийств? Игры в цирках или попечения святых?» Упорно сохранявшаяся неистовая страсть римлян к цирку и пантомимам справедливо вызывает изумление. Эта страсть была получена римлянами в наследие, и в то время, как они становились все равнодушнее к судьбе погибавшего государства, состязания зеленых и голубых все еще разжигали их чувства до бешенства. Галльский епископ того времени приходит в ужас от этой сумасшедшей страсти к зрелищам, как симптома смерти, и выражается в таких сильных словах: «Кто в виду плена может думать о цирке? Кто, идучи на казнь, смеется? Объятые страхом рабства, мы отдаемся играм и смеемся в предсмертной тоске. Можно подумать, что весь римский народ объелся сардонической травой: он умирает и хохочет!»

Западная империя уже была очень близка к гибели, но ей предшествовала еще смерть двух императоров и второе разграбление Рима, которое так же, как и пер. вое, произошло непосредственно вслед за роковым падением героя.

Падение Аэция, прославившегося воинскими подвигами, окутано, как и падение Стилихона, темными придворными интригами, в которые были замешаны две красивые и несчастные женщины. Победитель гуннов, чествуемый римским народом как избавитель, ненавидимый завистниками, безмерно богатый, достигнув вершины своего могущества, напал на весьма понятную мысль упрочить свое положение кровной связью с императорским домом. У Аэция было два сына, Карпилион и Гауденций; у Валентиниана две дочери, Евдокия и Плацидия. Император клятвенно обещал своему генералу сочетать браком с одним из его сыновей одну из своих дочерей. Придворные и в их числе евнух Гераклий, по-видимому, не сочувствовали такому браку; они старались, помня, может быть, вероломное отношение Аэция к Бонифацию, представить Аэция как честолюбивого изменника и нашептывали о том, что он будто бы вошел в тайное соглашение с гуннами, своими друзьями со времени тирана Иоанна, и с их помощью намерен захватить власть.

В 454 г. Валентиниан был в Риме, в котором он имел свою резиденцию. Находясь однажды во дворце, Аэций настойчиво приступил к Валентиниану и, ссылаясь на свои доблести и заслуги, стал требовать у него исполнения данного им клятвенного обещания. По-видимому, такая сцена была подготовлена коварными врагами генерала с целью довести дело до катастрофы. Аэций не допускал возможности, чтобы Валентиниан с его трусливой душой мог решиться на что-нибудь смелое, а потому не обратил внимания, когда император схватил меч, и погиб, пронзенный ударом. Потом на Аэция, повергнутого и лежавшего на мраморном полу, набросилась с кинжалами и мечами толпа евнухов и придворных. Ликуя, они наносили раны уже трупу последнего великого римского полководца, а «безумный получеловек» Валентиниан, потрясенный собственным своим поступком, лежал в обмороке на руках кастрата.

Вместе с Аэцием пали многие его друзья, и в том числе преторианский префект Боэтий из рода Анициев, дед прославившегося позднее философа. Все приверженцы генерала были умерщвлены.

Таким образом, вероятнее всего, совершилось падение Аэция. По крайней мере, будет более согласным с естественным ходом вещей допустить, что могущественный, прославленный и честолюбивый муж пал жертвой зависти и недоверия, а не женского романа, хотя последний играл большую роль во дворце и глубоко отражался на судьбе города.

Валентиниан, женатый на Евдоксии, дочери Феодосия младшего и гречанки Афинаиды, или Евдокии, не чувствовал себя вполне удовлетворенным красотой своей жены. Среди разгула, которому он отдавался в Риме, внимание Валентиниана было привлечено женой знатного сенатора Петрония Максима, бывшего в то время главой рода Анициев; но эта женщина с красотою соединяла добродетель, и на ее долю выпала судьба последней Лукреции Рима. Так как прямые искания Валентиниана не приводили к цели, то царедворцы посоветовали ему воспользоваться игрой на деньги, чтобы получить желаемое. Максим, играя с императором, проиграл большую сумму золота и дал ему в залог свое кольцо. С этим залогом евнух поспешил в дом Максима и, показав кольцо жене его, объявил ей, что он послан, чтобы доставить ее в носилках к императрице. Ничего не подозревавшая жена Максима отправилась во дворец и там была отведена в одну из дальних комнат к Валентиниану.

Когда Максим вернулся домой, он нашел свою жену в слезах и в отчаянии от перенесенного ею позора; она стала проклинать мужа, обвиняя его в том, что он продал ее честь. Поняв, в чем дело, Максим тотчас же составил план мщения. Он шил смыть свой позор кровью негодяя. Об этом-то моменте Прокопий, излагающий это событие (он путает время), говорит, что Максим, чтоб вполне обеспечить себе успех, решил сначала интригами устранить с дороги Аэция, которого он считал главнейшим препятствием своей мести. Между тем сам Максим принадлежал к числу наиболее богатых и знатных людей в Риме, был два раза консулом, четыре раза префектом города, преторианским префектом Италии и был почтен постановкой ему статуи на площади Траяна.