Фердинанд Грегоровиус - История города Рима в Средние века

Его ведению в самом городе подлежали все общественные дела, аннона, рынки ценз, река, гавань, стены, водопроводы, зрелища и украшение города. С падением последнего эта должность постепенно теряла свое значение; но в VI веке она была еще настолько важна, что все гражданское управление города сосредоточивалось в руках префекта, тогда как представителем военной и политической власти был magister militum. Только таким образом может быть объяснен тот факт, что в деле защиты города и попечении о нем, кроме военного правителя, столь же важным лицом являлся и префект Григорий. В VII веке, когда военная власть получила полное преобладание, обширные полномочия городского префекта уже не существовали; по мере же того, как его юрисдикция все ограничивалась, он все более был подчиняем герцогу Рима, главному правителю. Уже после 6000 года, когда префектом был Иоанн, мы не встречаем упоминаний о префектах, и они отсутствуют до 774 г., когда снова появляется префект. Эта знаменитая городская должность была единственной, которая, хотя и в измененной форме, сохранилась с древних времен, а в позднейшие годы Средних веков даже приобрела немалое значение.

Кроме префекта города и magister militum или герцога, в Риме имелись еще другие императорские чиновники, но значение их остается для нас неясным; затем время от времени появлялись в городе послы, своим произволом внушавшие немалый ужас. Что представлял собою сенат, — мы не знаем. Те писатели, которые утверждают, что он все еще существовал, приводят в пользу своего мнения только следующие основания: известные нам места из прагматической санкции Юстиниана, далее — донесение Менандра о посылке нескольких сенаторов в 579 г. в Константинополь и, наконец, существование должности префекта, считая, что последний, как и в древности, продолжал быть и в это время главой сената. Но все эти основания не выдерживают критики и падают уже в виду того, что историки совершенно умалчивают о сенате. Если бы при Григории сенат все еще существовал, как совещательный правительственный орган или как такой орган, который представлял бы собою политические права римской республики, как мог бы папа совершенно обходить его в делах первой государственной важности? Мы увидим, что Григорий, ведя в 599 г. с Агилульфом переговоры о мире, пользовался, как посредником, аббатом Пробом; между тем о сенаторах при этом не было никакой речи, и нет указаний хотя бы даже на отдаленное политическое участие сената в этом деле. Агилульф, отправив своего посла в Рим, требовал подписи под мирным договором только папы, о сенате же не упоминает ни одним словом. Таким образом, самое большее, что мы могли бы допустить, это то, что сенат существовал еще, как корпорация декурионов, причем нам пришлось бы проводить весьма сомнительную аналогию с итальянскими городами, которые еще не были завоеваны лангобардами и сохраняли последние остатки римской куриальной организации. Но ничто не указывает нам на какую-нибудь курию и в этом смысле; поэтому те знаменитые слова восемнадцатой гомилии Григория, в которых говорится, что сенат не существует, мы должны признать действительным доказательством нашего мнения. Конечно, нельзя допустить, чтобы в городе могла совершенно отсутствовать всякая муниципальная организация; ее выражением должен был быть ordo того времени, и им отчасти было то, что позднее стали называть consilium — совет, подчиненный префекту города, состоявший из правительственных чиновников и облеченный ограниченной юрисдикцией по отношению к городу.

Но, как ни скудны наши сведения об управлении Рима в ту эпоху, не подлежит сомнению следующее: военное, гражданское и политическое управление города лежало на представителе императора, а папе по закону принадлежал в известной мере контроль над этим управлением и право апелляции к императору. Во всех других отношениях компетенция папы была ограничена церковными делами и церковной юрисдикцией, и тем не менее способности Григория в такой степени соответствовали потребностям времени, что он исключительным образом и молча был признан главой Рима и с полным правом может считаться основателем светской власти пап.

Влияние Григория оказалось сильнее власти императорских чиновников; римляне чтили в нем своего государя и хранителя, который соединял в своем лице сан епископа и славу одной из самых знаменитых патрицианских фамилий. С той поры, как пало готское государство и общественная жизнь в Риме умолкла, город стал совершенно иным. Ни консулы, ни сенат, ни игры уже не напоминали больше о всемирной империи; знатных фамилий почти уже не существовало. В письмах Григория не говорится ни об одной богатой семье древнего рода, кроме тех, которые перебрались в Константинополь, между тем древние имена встречаются во владениях, которые уже принадлежали церкви. Религиозные интересы отодвинули гражданские на задний план, и мы уже видели, что римский народ замкнулся в церковную форму. Никаких других общественных празднеств, кроме церковных, более не происходило; все, что сколько-нибудь волновало досужий народ, имело отношение к церкви. Она сама стала являться великим прибежищем общества; под влиянием неслыханных бедствий в природе и войн вера в скорый конец мира стала общей, и стремление к монашеству и духовному званию достигло крайних размеров. Неимущий находил здесь пищу и кров, честолюбивый же обеспечивал себе сан и положение в такое время, когда титулы диакона, пресвитера и епископа стали для римлян тем же, чем некогда были для них саны трибуна, претора и консула. Даже воины покидали свои знамена и принимали тонзуру; желавших получить церковные должности было так много из всех сословий, что Григорий старался положить предел атому наплыву, и поэтому в 592 г. император Маврикий издал эдикт, которым воспрещалось солдатам поступать в монастыри, а гражданским чинам переходить на церковные должности. Постигнутый нищетой Рим не напрасно возлагал надежды на богатства церкви. Те времена, когда консул раздавал народу деньги, а префект заботился об обеспечении населения хлебом, маслом, мясом и салом, уже миновали; народ, требовавший когда-то panem et circenses, теперь просил только хлеба, и папа в изобилии снабжал им население. Еще будучи монахом, Григорий каждый день раздавал пищу бедным в своем монастыре на Clivus Scauri; ставши папой, он по-прежнему продолжал кормить народ. В начале каждого месяца нуждающиеся получали от Григория хлеб, платья и деньги, а в каждый большой праздник папой делались подарки церквям и богоугодным заведениям. Подобно Титу, Григорий считал тот день потерянным, в который ему не случалось накормить голодного и прикрыть чью-либо наготу. Услыхав однажды, что на одной из улиц Рима умер какой-то нищий, Григорий почувствовал глубокие угрызения совести и в течение нескольких дней не решался предстать, как пастырь, перед алтарем. Некогда римляне получали свое продовольствие в портиках, театрах и общественных житницах государства; теперь им приходилось тесниться в двориках базилик и монастырей, чтоб получить одежду и пищу от духовенства. Толпы пилигримов, прибывавших с моря, находили приют уже в Порто, в древнем странноприимном доме, основанном сенатором Паммахием, другом Иеронима, а все те, кто входил в ворота Рима, будь то паломники или спасавшиеся от лангобардов, были обеспечены пристанищем и пищей в госпиталях или в приютах Дающая рука, движимая христианской любовью, встречала здесь просящую руку действительно нуждающегося.