Владимир Брюханов - Мифы и правда о восстании декабристов

Теперь же донос, поступивший фактически от генерал-лейтенанта Л.О. Рота, игнорировать было никак нельзя. Дибич тянул, сколько мог, но не позднее 2–3 декабря до Таганрога дошли вести, что Константин на трон не вступил и продолжает отсиживаться в Варшаве — ситуация явно зашаталась и грозила полным провалом. Пришлось страховаться и придавать делу законный ход: при дальнейшей желательной перемене власти положение всегда можно было исправить. Отсюда и письмо Дибича в Петербург с копией в Варшаву, и посылка А.И. Чернышева в Тульчин для ареста Пестеля (которому уже после ареста позволили хотя и недолго, но свободно обменяться сведениями с С.Г. Волконским), и явно запоздалая отправка полковника С.С. Николаева для ареста Вадковского — все эти задержки почти правдоподобно объяснялись естественными треволнениями и запущенностью дел, ведшихся самим покойным императором.

В свою очередь и Милорадович уже должен был ждать от Дибича официальных сведений об угрозе заговору (кроме, разумеется, неожиданных сведений о доносе Майбороды, впервые ошарашивших Милорадовича именно 12 декабря), потому что только таким образом он мог двинуть в бой декабристов — по самой своей природе ни на какие активные действия не способных, хотя большинство из них и было военными! Это была еще одна причина для затягивания междуцарствия Милорадовичем уже на финише, когда намерения Константина вполне четко прояснились.

Положение Милорадовича накануне 14 декабря было сложнейшим.

Константин, вопреки ожиданиям, не прибежал за короной, которую ему услужливо подсовывал Милорадович, и собрать всех братьев в Петербурге, где вся власть принадлежала Милорадовичу, не удалось. Заговор с целью изменения государственного строя, таким образом, сорвался, и конституции Никиты Муравьева суждено было остаться без применения.

Похоже, что это произвело на Милорадовича величайшее впечатление: крушение кампании, спланированной им самим или с его решающим участием и так блестяще начатой, выбило его из колеи. Вероятно, должна была наступить и депрессия после титанических усилий, затраченных в последние месяцы и недели: ведь описанный заговор характерен невероятной последовательностью неожиданных ситуаций, сменявших одна другую!

Поэтому решительности, чтобы возглавить восстание 14 декабря, у Милорадовича уже не доставало. К тому же нужно понимать, что даже выигрышный «план Милорадовича-Кирпичникова» все-таки не давал гарантии окончательного успеха: в 1917 году заключительный акт, закрепивший победу Кирпичникова, обеспечили генералы с М.В. Алексеевым во главе, фактически арестовав царя и вынудив его отречься от престола. В 1825 году не было аналогичных сил, которые могли заставить отступиться от интересов династии отсутствующего в столице Константина Павловича, хотя, если надежды на его честолюбие не оправдались, то, может быть, могли оправдаться надежды на трусость — кто знает?.. Ведь ходили же о нем мнения, высказанные в числе прочих и княгиней Д.Х. Ливен: « Одно качество приписывали ему все единодушно — трусость, и были правы; и этому его свойству мы обязаны тем, что не имели его своим повелителем ».

Проверить, что бы делал Константин в Варшаве, столкнувшись с утратой самодержавной власти его родственниками, практически не удалось: Милорадович, уцепившись за провал «миссии Ростовцева», значительно, но не безнадежно снизившей шансы на успех восстания, решил по существу отказаться от последнего. Возможно, все было бы совсем по-другому, если бы в Петербурге находился Дибич: ведь изумительно скоординированные их совместные действия и обеспечивали баснословный успех, прерванный лишь неожиданным отказом Константина от трона. Оказавшись после 3 декабря в одиночестве и в условиях, не предусмотренных прежними планами, Милорадович утратил безошибочность поступков.

С учетом же того, что и Дибич после 14 декабря 1825 года полностью отступился от заговорщицкой программы, следует считать, что удивительные достижения заговорщиков 1825 года обеспечивались исключительно совместными усилиями этого уникального дуэта, в котором невероятная ловкость, расчетливость и смелость командира-практика Милорадовича (черногорца, предки которого переместились в Россию после очередной резни в начале XVIII века) сочеталась с волей и холодным расчетом немецкого генштабиста Дибича, способного к тому же на элементарное жесточайшее убийство. Вынужденная их разлука, начавшись с первых чисел сентября, подкосила практическую силу заговора, хотя Милорадович, несомненно, имел в запасе идеи, увы, так и не осуществленные вследствие его гибели!..

Не силой, а слабостью Милорадовича накануне 14 декабря и в этот самый день было то, что он имел в качестве помощничков великих революционеров, именами которых до сих пор называются улицы в России, а памятники и мемориальные доски украшают чуть ни все города!

Они ему уже помогли с Ростовцевым, и это было еще не все, на что они оказались способны!..

Все, что теперь оставалось Милорадовичу — попытаться обеспечить сохранение возможностей для последующих попыток переворота. Для этой цели, прежде всего, следовало сохранить любой ценой в своих руках ту власть, которой Милорадович обладал и при покойном Александре I. Поэтому Милорадовичу никак нельзя было теперь запятнать себя соучаствием в выступлении декабристов — и пришлось полностью отдать дело восстания в руки бездарных руководителей Тайного общества.

Выступление же декабристов стало совершенно необходимым актом: в условиях начавшегося разгрома заговора оно, повторяем, обеспечивало виновным моральное алиби, сводя их преступные намерения, питаемые годами, к пресловутой жажде справедливости, вылившейся в конечном итоге якобы в защиту интересов Константина Павловича как законного государя. Оправдывало это и предшествующие угрозы Милорадовича, предупреждавшего о приверженности гвардии якобы к Константину…

Вот и пришлось двинуть в бой собственных обозников ! Результаты должны были получиться соответствующими, а получились много худшими!..

Чем больший успех имело бы восстание, тем больше шансов было бы затем выступить Милорадовичу с какой-либо посреднической миссией, включая как будто готовившееся воцарение или вступление в регентство императрицы Марии Федоровны — а это фактически и стало бы снова собственным захватом власти, какую бы роль ни пришлось формально исполнять Милорадовичу — ведь честолюбие у него было не на первом месте!

Здесь требовались не только величайшая изворотливость, но и вера в успех и в собственную правоту, а вот последних-то, похоже, Милорадовичу и не хватило. И удача, сопутствовавшая ему почти всю жизнь, отвернулась от своего любимца.