Владимир Брюханов - Мифы и правда о восстании декабристов

Сведения Якушкина, далекого от высшей власти, не блещут точностью деталей. Например, замена в апреле 1823 года П.М. Волконского на И.И. Дибича на посту начальника Главного штаба хотя и имела определенно характер интриги, но вызвана совершенно другими мотивами. Волконский резко разошелся с Аракчеевым в вопросах финансирования армии и вышел в отставку. Он при этом вроде как бы и не лишался доверия императора.

Отставка Голицына в мае 1824 года была вызвана его многолетним конфликтом с церковными иерархами: Голицын тщетно старался уравнять православие с другими конфессиями. Тогда же, в мае 1824, Голицын был снят с поста председателя Библейского Общества в России — международной общехристианской организации, проповедующей Священное Писание; в 1826 году ее деятельность была окончательно запрещена Николаем I. В этом сюжете также как будто не обошлось без Аракчеева, постоянно копавшего под конкурентов за влияние на царя. Но Голицын притом не утратил благоволения царя и был оставлен главноуправляющим почтой, которой он заведовал по совместительству еще с 1819 года.

Однако усиление недоверия царя к ближайшим соратникам было фактом: начиная с 1818 года, когда за границу был выставлен, напоминаем, Беннигсен, участилась малообъяснимая перетасовка кадров на самых верхах управления государством и армией. Сановники по очереди попадали в опалу — иной раз безо всяких поводов и причин. Лишились своих постов Кочубей, Закревский — всех не перечислишь. Даже сам Аракчеев считал, что находится под негласным наблюдением!

Характерна и история, явно перекликающаяся с рассказом Якушкина. Когда в 1820 году уже заглохла государственная деятельность по подготовке крестьянской реформы, то Н.И. Тургенев — помощник статс-секретаря Государственного Совета, глубоко не удовлетворенный таким развитием (точнее — застоем) событий, подговорил нескольких генерал-адъютантов во главе с князем А.С. Меншиковым и графом М.С. Воронцовым выступить с инициативой, заведомо рассчитанной на одобрение царя: Тургенев составил нечто вроде декларации, в которой подписавшие ее обязались совершенно освободить своих крестьян. Вручение ее вызвало неожиданно отрицательную реакцию — первым делом царь спросил: « Для чего вам соединяться? » Не получив вразумительного ответа, царь весомо посоветовал каждому « работать самому для себя », а предложения индивидуально подавать министру внутренних дел. Огорошенные таким приемом, незадачливые карьеристы не стали, разумеется, ничего далее предпринимать. Участники этой акции действительно некоторое время встречали при дворе довольно прохладное отношение.

В целом Якушкин дал невероятно ценное свидетельство, даже не понимая при этом полного смысла того, что сообщил.

Царь прекрасно был в курсе кадрового состава заговора — одно перечисление названных им Волконскому имен прямо указывает на круг тогдашних идеологов оппозиции. Понимал он и значение исходящей от них пропаганды — отсюда, кстати, и гонения на Пушкина, и расправа над Боком. И речи, следовательно, не может идти о том, что никто из заговорщиков не попался . Но совсем всерьез к ним самим он относиться не мог.Косвенное признание обоснованности подобного отношения к заговорщикам и к уровню их притязаний содержится в самом тексте отрывка.

Литературное наследство Якушкина значительно, но самыми ценными являются приведенные нами фразы — ведь они написаны непосредственно одним из инициаторов революционного террора. Попробуйте-ка представить себе высказывание, допустим, Николая Морозова или Веры Фигнер о том, что Александр II находился в каком-то особенном опасении «Исполнительного Комитета Народной Воли» и преследовался его призраком (хотя Л.А. Тихомирову и случалось употреблять подобное словосочетание, но совсем не в том контексте, что Якушкину). Разумеется, такое отношение к самим себе допустить у народовольцев невозможно: кем бы они ни были, но трепачами они не были.

Названы Якушкиным и лица, которых царь опасался более всего— они составляли круг действительно влиятельных сановников, обладавших реальной властью и в принципе способных играть ведущие роли при государственном перевороте, что, разумеется, нисколько не соответствовало служебному положению всяких якушкиных или муравьевых .

Не названы по именам мелкие сошки, подвергавшиеся преследованиям вплоть до изъятия бумаг, но легко сообразить, кем они могли быть: царь не трогал заговорщиков, боясь спугнуть раньше времени — до открытия их опасных планов и намерений; не мог он подвергать арестам и преследованиям и сановников, не имея на руках доказательств их измены (ведь Александр I не был Сталиным, а царская Россия — Советским Союзом!), но зато усиленно искал материальные доказательства связи между идеологами заговора и его возможными руководителями и исполнителями. Именно в попытках их обнаружить и сбивались с ног агенты полиции, хватая предполагаемых связников!

Александр не мог поверить, что истинные заговорщики — те самые трепачи, которые только будоражат общественное мнение, а сами, конечно, не только не способны ни на какие перевороты, но и, положа руку на сердце, вовсе ничего не собираются предпринимать!

Отсутствие сведений о реальном механизме заговора все более настораживало подозрительного Александра — ведь он не был дилетантом, и сам обладал опытом, полученным не понаслышке. Наиболее вероятно, что именно с этим связаны упоминавшиеся выше ликвидация Министерства полиции и увольнение его министра в 1819 году — ведь они не сумели выявить такие подробности заговора, какие волновали Александра!

Состояние неопределенности заставляло его искать страховку — и он ее нашел!

Политический анализ, несомненно сделанный царем, был безукорозненно логичен. Притом Александр I, при всей его прогрессивности и образованности, был все-таки продуктом прежней эпохи, когда заговорщики, претендующие на захват власти, должны были прежде всего озаботиться подысканием собственного претендента на престол. Разумеется, и в 1825 году, и вплоть до начала XX века политическая реальность сохраняла это требование в качестве необходимого условия успеха. Однако дух свободы, занесенный в Россию, породил и мечтания о полном преобразовании политической системы — надежный собственный монарх уже не казался заговорщикам обязательным элементом. Александр, мысливший чисто иерархическими категориями, не расценивал всерьез республиканские стремления и недооценивал самоуверенную наглость этих храбрых портняжек .

С одной стороны, царь был прав, а сюжет 14 декабря 1825 года доказал правоту его анализа: солдат удалось поднять на мятеж исключительно лозунгом защиты прав якобы законного наследника престола, а вся ситуация, сделавшая это возможным, была создана именно одним из тех влиятельных сановников, которых не без оснований опасался Александр — но об этом ниже.