Герберт Уэллс - Очерки истории цивилизации

В этих буддийских текстах содержится, несомненно, самый полный анализ проблем, которые стоят на пути к достижению душевного мира и покоя. Любая религия, любая философия, достойные называться этими именами, требуют от нас поглощенности чем-то большим, чем мы сами. «Кто хочет спасти свою жизнь, потеряет ее» — это по существу тот же урок.

Все, чему учит история, как мы убеждаемся на страницах нашей книги, находится в полном соответствии с учением Будды. Невозможны, как мы видели, ни социальный порядок, ни безопасное существование, ни мир и счастье, ни справедливые вожди, если люди не станут поглощены чем-то большим, чем они сами. Изучение биологического прогресса открывает ту же закономерность: поглощение тесного индивидуального мирка более широким существованием. Забыть себя в более широких интересах — значит вырваться из тюрьмы своего замкнутого личного мира.

Но самоотречение должно быть полным. С точки зрения Гаутамы, страх смерти и стремление к бесконечному продолжению своей ничтожной жизни, которые двигали египтянами и ради которых они старались умилостивить бессмертных богов, — столь же преходящи, уродливы и порочны, как похоть, алчность или ненависть. Религия Гаутамы прямо противостоит религиям «бессмертия». Его учение настроено крайне отрицательно к аскетизму, для буддизма это — не более чем попытка приобрести силу через преодоление боли.

Но когда мы переходим к закону жизни, к Арийскому пути, который призван спасти нас от тройственности низменных устремлений, умаляющих человеческое существование, учение становится менее понятным. И это отсутствие ясности вызвано одной очевидной причиной — у Гаутамы не было ни знаний, ни представления об истории. Он не мог знать, насколько бесконечно и многообразно то приключение жизни, что разворачивается в пространстве и во времени. Его мысль была ограничена представлениями его эпохи и народа. В целом индийское мировоззрение сложилось под влиянием идеи об извечной повторяемости бытия, о застойном круговращении Вселенной: один мир сменяется другим, на смену Будде настоящего придет Будда будущего. Представление о человечестве, как о великом Братстве, которому предстоит бесконечное существование в царстве Бога Праведных (оно в то время уже создавалось семитскими умами в Вавилоне), его миру было незнакомо. И все же буддийский Восьмеричный Путь, несмотря на эти ограничения, содержит в себе глубокую мудрость.

Давайте вкратце перечислим эти восемь элементов Арийского пути.

Первый из них — правильные взгляды. Гаутама подвергал основательной проверке все представления и идеи. Настойчивая потребность в истине — первый исходный принцип его последователей. Не должно быть никакой привязанности к показным суевериям. Он порицал, к примеру, общепринятую в Индии веру в переселение душ. В хорошо известном раннем буддийском диалоге дается критический анализ представлений о бесконечно длящемся существовании индивидуальной души.

Следующим за правильным пониманием идут правильные устремления: природа не терпит пустоты, и если низменные желания должны быть искоренены, то другие стремления должны поощряться — любовь и служение другим, желание совершать и оберегать правосудие и так далее. Первоначальный, неиспорченный буддизм был нацелен не на искоренение, но на изменение стремлений. Преданность науке и искусству, стремление улучшить жизнь людей находятся, очевидно, в согласии с целями буддизма, такими, как свобода от ревности или стремления к славе.

Следующие три пункта — правильная речь, правильное поведение и правильная жизнь — не нуждаются в специальном пояснении.

На шестом месте в этом списке идут правильные усилия. Гаутама не терпел добрых намерений с небрежным исполнением. Ученик должен был постоянно критически анализировать свое духовное продвижение.

Седьмой элемент Арийского пути, правильный образ мыслей — это постоянная защита от соблазна отдаться личным переживаниям или желанию прославиться своими делами или недеянием.

И завершает Восьмеричный Путь правильное блаженство. Этот пункт, по-видимому, был направлен против бесцельных экстазов посвященных, безумных радений, — как те, что совершались под звон александрийских систров.

Мы не будем здесь обсуждать буддийскую доктрину кармы, потому что она принадлежит к тем представлениям, которые уже отжили свой век. Добрые или злые дела в каждой индивидуальной жизни, по теории кармы, обусловливают счастье или несчастье в последующей жизни, которая каким-то непостижимым образом отождествляется с предшествовавшей.

Теперь мы понимаем, что жизнь все время продолжается в последовательности причин и следствий. У нас нет оснований полагать, что каждая индивидуальная жизнь подвержена повторению. Представления индийцев были основаны на идее цикличности; считалось, что все повторяется снова и снова.

Нет ничего странного, что люди могли прийти к такому убеждению. Все в мире выглядит так, пока мы не проанализируем, как все обстоит на самом деле. Современная наука дает нам ясно понять, что в мире не существует точной повторяемости, как это может показаться на первый взгляд. Каждый новый день на бесконечно малую толику длиннее прежнего, ни одно поколение в точности не повторяет предыдущего, история не знает повторений, и переменам, как мы понимаем теперь, не будет конца. Все в этом мире является вечно новым.

Но эти различия между нашими общепринятыми представлениями и теми идеями, которыми располагал Будда, не должны ни в коей мере заслонять от нас невиданные прежде мудрость, добродетельность и величие этого плана освобождения жизни, который изложил Гаутама в VI столетии до Христа.

Возможно, ему недоставало теоретических знаний, чтобы собрать воедино волю всех последователей и повести во всех сферах человеческой деятельности борьбу против смерти. Но на практике он превратил свою собственную жизнь и жизни всех своих непосредственных учеников в одно непрерывное приключение, которым были проповедь и распространение учения о достижении нирваны, умиротворения души, в нашем одержимом мире. Для его учеников, по крайней мере, его учение было совершенным и полным.

Во многих важных аспектах первоначальный буддизм отличается от всех религий, которые мы до того рассматривали. Это была, в первую очередь, религия поведения, а не религия празднеств, обрядов и жертвоприношений. Буддизм Гаутамы не строил храмов, не совершал жертвоприношений, не имел священнослужителей или жрецов. Не знал он и какой-либо теологии. Буддизм не принимал и не отвергал реальности многообразных и зачастую комичных богов, которым в то время поклонялись в Индии. Он просто прошел мимо них.