Герберт Уэллс - Очерки истории цивилизации

Огнем и мечом Карл Великий проповедовал Евангелие Креста саксонцам и богемцам, дойдя до Дуная на землях современной Венгрии. Новую веру он принес к берегам Адриатики, оттеснил мусульман от Пиренеев до самой Барселоны.

Более того, именно он дал прибежище изгнаннику Эгберту, которому пришлось бежать из Уэссекса, в Англии, и впоследствии помог ему стать в Уэссексе королем (802). Эгберт покорил бриттов в Корнуолле, так же как Карл покорил их в Бретани. Затем, после нескольких войн, которые он вел уже после смерти своего франкского покровителя, Эгберт в конце концов стал первым королем всей Англии (828).

Атаки Карла Великого на последние оплоты язычества привели к яростному сопротивлению тех, кто отказывался принимать новую веру. Англичане, приняв крещение, почти утратили те навыки мореходов, которые помогли им перебраться на остров с материка, а франки еще не вышли в море. По мере того как Карл Великий, не дававший язычникам покоя, продвигался все ближе к побережьям Балтийского и Северного морей, их племена оказались прижатыми к морю. Они отвечали на это давление христиан грабежом и разрушительными набегами на северное побережье Франции и на христианскую Англию.

Эти язычники, саксы и англы с материковой части Европы и их сородичи из Дании и Норвегии, — это и есть даны и норманны наших национальных историй. Их также называли викингами, [61] Обратим внимание — vik-ing, а не vi-king; «vik» — фьорд, залив что значит «люди заливов», так как они обычно появлялись из заливов-фьордов, глубоко врезавшихся в берега Скандинавии. Они плавали на длинных черных ладьях, почти не пользуясь парусами. По большей части мы узнаем о набегах язычников-викингов из христианских источников, так что у нас много сведений о резне и зверствах, которые несли с собой викинги, и почти ничего — о тех жестокостях, которые претерпели их собратья, язычники-саксы, от рук Карла Великого. Их враждебность к Кресту и монашеству не знала пределов. Они сжигали монастыри, не щадя никого, ни монахов, ни монахинь.

Весь период между V и IX столетиями викинги, или норманны, учились мореходному делу, становясь отважнее и заплывая все дальше. Они бесстрашно исследовали северные моря, и, наконец, заснеженные берега Гренландии стали для них знакомым пристанищем, а к IX в. у них были поселения (о которых Европа ничего не знала) даже в Америке. Правда, постоянную колонию в Америке норманнам не удалось основать. Где-то около 1000 г. они попытались было заселить некую часть Америки, которую называли «Винланд», но им удалось продержаться там лишь около двух лет. В один прекрасный день появилось каноэ, полное индейцев в боевой раскраске, которые, видимо, сочли норманнов незваными гостями. Какое-то время они молча изучали друг друга, не пытаясь торговать или воевать. Новый мир просто смотрел на старый. Затем случились какие-то неприятности, и норманны, малочисленные, оторванные от дома, предпочли собраться и поскорее покинуть оказавшийся негостеприимным край. С тех пор летописи не сообщают о том, что Америка в дальнейшем посещалась норманнами.

С XII в. многие скандинавские саги стали записывать в Исландии. Жизнь в глазах их авторов представляла собой непрерывное приключение, которое ждет смельчаков. Они были китобоями и охотниками на моржей и медведей, но воображение рисовало им величественный, сказочно богатый город где-то в южных морях. Этот город, то ли Рим, то ли Константинополь, назывался у них Миклагард («большой город»). Притяжение Миклагарда влекло норманнов на юг, в Средиземноморье, двумя путями — западным по морю вокруг Европы, а также из Балтики через Русь (об этом мы поговорим позднее). Русским путем двигались также их родичи-шведы.

Пока были живы Карл Великий и Эгберт, викинги оставались просто грабителями, которые отваживались лишь на отдельные вылазки. Но не успело закончиться IX столетие, как эти набеги превратились в организованные вторжения. В некоторых районах Англии позиции христианства уже не были столь сильны, как прежде. В Мерсии в особенности норманны-язычники встречали сочувствие и поддержку. К 879 г. датчане завоевали значительную часть Англии, и английский король Альфред (871–900) признал их право на завоеванные области, земли «датского права», в договоре, который он заключил с предводителями датчан.

Несколько позже, в начале X в., после еще одного подобного похода норманнов, который возглавлял Роллон, норманны отвоевали для себя область на побережье Франции, известную с тех пор как Нормандия.

У нас нет возможности в подробностях рассказать о том, как потом Англия была еще раз завоевана датчанами, как в конце концов герцог Норманнский стал королем Англии. Языковое и общественное отличие между этими народами — англами, саксами, ютами и датчанами, или норманнами, было невелико. Современные англичане склонны воспринимать эти перемены как первостепенно важные, но это всего лишь легкая рябь на полноводном потоке истории, если судить об этих событиях по меркам большого мира.

Трения между христианством и язычеством постепенно сходили на нет. Датчане согласились принять крещение, если не будут оспариваться их права на завоеванные земли. Потомки же Роллона в Нормандии не только крестились, но даже переняли французский язык своих более цивилизованных соседей, утратив родной норвежский. Но для истории всего человечества гораздо большее значение имеют отношения Карла Великого с соседями на юге и востоке и его связь с традицией Римской империи.

Традиции римского цезаризма через Карла Великого удалось воскреснуть в Европе. Западная Римская империя давно была мертва, далеко зашла в своей деградации Византийская империя. Образование и духовность в Европе снизились до того уровня, когда появление новой конструктивной идеи в европейской политической жизни было невозможно. Во всей Европе не было и малой толики той творческой мощи, которую мы находим в литературе Афин V в. до н. э. Европа еще не раскрыла в себе той силы, которая могла бы создать предпосылки для появления нового, неизвестного прежде способа политической организации.

В официальном христианстве давно стало привычным не считаться со странным учением Иисуса из Назарета, которое дало ему начало. Римская церковь, упорно цепляясь за обладание титулом princeps maximus («верховный повелитель»), перестала трудиться над задачей, стоящей перед ней, — достижением Царства Небесного. Ее больше заботила возможность возрождения верховенства Рима на земле, в котором она и видела свое подлинное назначение. Она стала политическим институтом, использующим веру и насущные потребности простых людей для осуществления этих своих планов. Она цеплялась за традицию Римской империи, за представление о том, что воссоздание империи — единственный возможный способ европейского единства. Европа же, после целой серии попыток возродить эту империю, преуспела лишь в чудовищной имитации успевших обанкротиться начинаний прошлого.