Владимир Брюханов - Заговор графа Милорадовича

Настроения гвардии были немногим лучше, чем предсказывал заранее Милорадович: многочисленнейшие случаи неповиновения в этот день наблюдались во всех полках без исключений — и о многих докладывалось по начальству. Даже высший генералитет посматривал косо и посмеивался втихомолку.

Красочный пример привел Евгений Вюртембергский: « Генерал Бистром, начальник всей гвардейской пехоты, на вопрос мой, полагается ли он на своих подчиненных, отвечал:

— Как на самого себя. Но, — прибавил он с усмешкой, — этим еще не много сказано: будь я проклят, если знаю, о чем идет спор » — и это было не утром, а уже перед самым финишем конфликта!

Как при таких условиях решаться на применение силы? А вдруг команду не выполнят? А что вообще назавтра будет, если сегодня нагромоздить гору трупов?

В почти аналогичной ситуации 21 августа 1991 года пресловутый ГКЧП предпочел сдаться после первой же незначительной попытки применения силы.

Формальное различие ситуаций 14 декабря 1825 и 19–21 августа 1991 заключается в том, что ГКЧП сам был узурпатором власти, и сдался законной власти. Дело тут не в том, кто был прав, а кто — нет, а в том, что у ГКЧП просто нашлось, кому сдаваться!

Кому же мог сдаться Николай I, даже если бы и захотел?

Совершенно было некому! Ведь не Оболенскому же!

Вот на этот-то случай Милорадович и припас передачу трона вдовствующей императрице Марии Федоровне — оставалось только это энергично осуществить в предвечерние часы 14 декабря. Вот тут-то Бистром и все остальные прекрасно бы все поняли — и сыграли бы роль отнюдь не греческого хора!

Но вот конкретно заняться такой ситуацией было некому: Милорадович умирал, а Дибич был далеко! Все остальные никуда не годились, и едва ли полностью были в курсе закулисно оговоренной покупки и продажи трона!

Так что сдаваться Николаю было, повторяем, некому! Оставалось рискнуть на вариант, на который без колебаний пошел Б.Н.Ельцын в октябре 1993!

И тянуть с таким решением больше не было возможности.

Все это происходило на глазах многотысячной толпы, главным образом — простолюдинов, собиравшейся с самого начала событий еще до 11 часов утра. Все прочие дела в этот день были заброшены: магазины, лавки, трактиры и прочее если и успели открыться с утра, то уже к полудню позакрывались. Все тянулись к зрелищной арене, простиравшейся от Дворцовой площади до Сенатской — и оказались в конце концов у последней. Из кого преимущественно состояла эта толпа первоначально — неизвестно, но кто ее составлял под вечер — ясно совершенно точно.

В давке при бегстве с площади от картечных выстрелов по набережной Крюкова канала и на других узких улицах в этот вечер погибло (полные данные о погибших мы приведем ниже) всего 970 гражданских лиц; из них оказалось только 9 женщин и 19 детей (вероятно — мальчишек-подростков). Таким образом, не одно любопытство было силой, стянувшей этих людей к площади: женщины, как известно, любопытством страдают ничуть не меньше мужчин! Вся эта толпа состояла из людей, в большей или меньшей степени готовых вступить в борьбу!

Готовность мятежных солдат стоять на своем была лучшей агитацией, чем тексты любых манифестов — тем более исходящих от человека, которого еще с утра никто не считал царем! Написать-то можно все что угодно — бумага , как говорится, все стерпит !

Манифест и опубликованные приложения к нему взывали к логике и мысли: нужно было читать и думать — а грамотных даже в столице было едва ли большинство! Мятежная демонстрация, наоборот, била прямо по чувствам!

К тому же солдатская демонстрация принимала все более устрашающий характер: от усталости, холода, нервности и для поднятия духа они стали все чаще постреливать, и перешли, наконец, к пальбе залпами! Большая часть зарядов, вероятно, была холостых, но и пули засвистели над площадью!

Мало того, завершался короткий зимний петербургский день; было не до разжигания фонарей, а надвигающаяся темнота готовилась скрыть все преступления, по сравнению с которыми убийство Милорадовича было бы просто обыкновенной шалостью (по выражению самого Милорадовича) — так ведь и случилось!

С каждой минутой настроения публики приближались к критическому уровню!

Свидетельствует Николай I (скомпилировано нами из его разных текстов): « большая часть солдат на стороне мятежников стреляла вверх.

Выехав на площадь, желал я осмотреть, не будет ли возможности, окружив толпу, принудить к сдаче без кровопролития. В это время сделали по мне залп; пули просвистели мне через голову и, к щастию, никого из нас не ранило. /…/

При одном из сих залпов толпа черни, стоявшая до того вокруг меня, вдруг начала надевать шапки и дерзко смотреть. Лошадь моя, испугавшись выстрелов, бросилась в сторону. Тогда только заметил я перемену в толпе и невольно закричал:

— Шапки долой! —

Все шапки мигом слетели и все хлынуло от меня прочь. /…/

Рабочие Исаакиевского собора из-за заборов начали кидать в нас поленьями ».

Свидетельствует Евгений Вюртембергский: « вновь собравшаяся чернь стала также принимать участие в беспорядках. Начальника гвардейского корпуса генерала Воинова чуть было не стащили с лошади; мимо адъютантов императора летали камни, в меня попало несколько комков снега. Наскакав на виновного и опрокинув его конем, я закричал:

— Ты что тут делаешь?

— Сами не знаем. Шутим-с мы, барин, — отвечал опрокинутый, еще не поднявшись с земли ».

Наступал критический момент: спасение декабристов было рядом, но Россия вступила бы в новую Пугачевщину . Это было четко осознано современниками.

Вот как, например, писала к брату графиня М.Д.Нессельроде чуть позже, 18 декабря: « Ты можешь сам судить, насколько все это было рискованно; все это могло бы закончиться резней !»

Вот к этому-то моменту конца дня 14 декабря и относятся приведенные выше слова Толя. Его поддержал известный нам И.В.Васильчиков (цитируем Корфа):

«— Ваше величество , — сказал Васильчиков, — теперь не должно терять ни одной минуты; добром нечего здесь взять; необходима картечь.

— Итак вы хотите, — отвечал государь , — чтобы я в первый день царствования пролил кровь моих подданных?

— Чтобы спасти ваше царство! — возразил Васильчиков » — и было решено перейти к активным действиям!

Но сначала попытались разогнать мятежников кавалерийскими атаками: атаковали конногвардейцы. Атаки были демонстративными: всадники не обнажали палаши. Если бы солдаты расступились, то ворвавшиеся вовнутрь каре конники рассеяли бы их строй. Но этого не случилось: мятежники стояли твердо и стреляли вверх, а всадники тормозили и разворачивались назад, не доскакав до каре.