Владимир Брюханов - Заговор графа Милорадовича

Победа 1812 года перевернула все российские и европейские реалии.

Спустя четверть века один из доморощенных экономистов и публицистов, Р.М.Зотов, писал: « 1812-й год подобно сильной грозе очистил Русский воздух, зараженный унизительным пристрастием ко всему иностранному. С тех пор Россия, спасшая Европу, имела полное право гордиться собственною национальностью, — а теперь, вот уже близ 25-ти лет, как чувство народной гордости быстро развивает самобытный тип Русского народа ».

Начало истерической патриотической пропаганде положили «Письма» И.М.Муравьева-Апостола (отца знаменитых братьев-декабристов), написанные еще во время наполеоновской оккупации Москвы. Затем эстафету подхватил будущий непосредственный участник заговора Ф.Н.Глинка — адъютант Милорадовича, написавший в новогоднюю ночь 1813 года знаменательные строки: « Русский, спаситель земли своей, пожал лавры на снегах ее и развернул знамена свои на чужих пределах. Изумленная Европа, слезами и трауром покрытая, взирая на небо, невольно восклицает: «Велик Бог земли русския, велик Государь и народ ее!» » — обе агитки были опубликованы и снискали признание в 1813 году.

Идеологический поворот был радикальным: от культа европейской цивилизации, насаждаемого преемниками Петра I, к восхвалению самостоятельности и самобытности России.

Этот замечательный тезис был сразу подхвачен в правительственных кругах и использован в дискуссиях вполне практического свойства. Пионером стал В.П.Кочубей, заявивший в 1815 году, что у России — свой путь , а развитие промышленности ей противопоказанно. Он ратовал, например, за понижение таможенных пошлин, защищающих отечественную промышленность, но одновременно препятствующих развитию сельскохозяйственного экспорта — основной статьи помещичьих доходов (о перепитиях международной таможенной практики 1815–1825 гг. и всем комплексе порожденных ими проблем — подробнее ниже).

Тут же восхищение российской самобытностью было распространено на восхваление существующих крепостнических порядков. Чисто охранительные настроения, и без того господствовавшие в помещичьей среде, были значительно усилены победой, достигнутой над вторгшимся врагом.

Тон в пропагандистской кампании задал популярнейший печатный орган «Дух журналов». В 1817 году один из его авторов, скрывшийся за звучным псевдонимом «Русский дворянин Правдин» (от него так и веет Аракчеевым!), прямо ссылался на поддержку крепостничества самими крепостными: « ясным доказательством тому служит 1812 год, когда они не только отвергли коварные обольщения врага общего спокойствием при вторжении его в наше Отечество, но и вместе с помещиками своими устремились все на защиту домов своих и милой родины ».

Что касается коварных обольщений врага , то Наполеон действительно тщетно пытался вызвать народное восстание в России, выпустив в 1812 году манифест об отмене крепостного права. Вот тут-то и сказалась завидная предусмотрительность властей о пресечении народного образования: при подавляющем преобладании неграмотных правительственные распоряжения доходили до населения исключительно путем зачтения их священниками в церквях. Зачтенный манифест становился важным и волнующим проявлением живой, хотя и односторонней связи Царя, Богом установленного, с каждым из его православных подданных.

В данном же случае попы проявили патриотизм и не стали читать наполеоновский манифест. Наполеоновская провокационная агитация, таким образом, просто не добралась до русских мужиков, и Наполеон лишился гораздо более действенного оружия, чем его полководческий гений и сила штыков и артиллерии: во всей Европе (в том числе — в Польше) он обезоруживал противника, отменяя существовавшее там не рабство, а обыкновенное крепостное право.

Что же касается судьбы вторгшейся французской армии, то как еще должны были мужики и бабы относиться к оккупантам-грабителям?.. По той же причине французы не получили даже необходимой им помощи польских помещиков, в принципе поддерживающих Наполеона, обещавшего им национальную независимость.

Так и получилось, что всеобщий патриотизм, захватив все слои населения, стал как бы признанием справедливости существующего строя всем российским народом.

Вам это не напоминает 1941–1945 годы?..

В том же 1817 году другой анонимный корреспондент «Духа журналов» так писал из путешествия по Рейнской области: « О несчастное слово вольность !.. Здешние мужики все вольны ! — вольны, как птицы небесные, но так же, как сии бесприютны и беззащитны погибают от голода и холода. Как бы они были щастливы, если бы закон поставил их в неразрывной связи с землею и помещиками! По крайней мере они были бы уверены, что не пропадут с голоду, и не пойдут скитаться по миру с нищенскою сумою; были бы уверены, что Господа их или помещики стали бы беречь их и защищать от обид, как свою собственность, хотя ради своей выгоды. Но теперь они свободны! — и только пользуются сею свободою на то, чтоб оставя свое Отечество, бежать за моря, искать себе пропитания.

Но что я говорю об Отечестве ?.. Где у них Отечество ? что привязывает их к родимой стороне? и могут ли такие люди пламенеть любовию к Отечеству? Его нет у них! /…/

Было время, когда состояние крепостных людей в России почиталось от иностранцев рабским и самым жалостным. Теперь они узнали свое заблуждение »!

Уже цитированный «Правдин» разъяснял, что в России имеется даже бесплатное медицинское обслуживание, начисто отсутствующее на Западе: « ежели к нещастию кто в семье опасно занеможет, то не долго до разорения, ибо докторов и аптекарей много в тех местах; жить всем хочется, и они никак не допустят богатого мужика умереть без их помощи; не так как наш крестьянин, который умирает просто без дальних затей, хотя бы и не по правилам Медицины, ежели доброму его помещику не удалось вылечить его какими-нибудь простыми средствами и безденежно; там же ничего даром! /…/ все сношения их между собою основаны единственно на деньгах ».

В течение следующих четырех десятилетий подобный тон при сравнении России с Западом стал практически повсеместным, в особенности по отношению к Англии — авангарду современного капитализма.

Совершенной иной реакция на происшедшие события оказалась у их главного героя — императора Александра I. От триумфа побед (тем более, что в 1813–1814 гг. он сам проявил себя как незаурядный полководец) у него вскружилась голова. « 12 лет я слыл в Европе посредственным человеком; посмотрим, что они заговорят теперь », — сказал он Ермолову при вступлении в Париж в 1814 году. Царь действительно оказался не только вождем победоносного российского воинства, но и вершителем послевоенных порядков в Европе.