Владимир Брюханов - Заговор графа Милорадовича

Принц заметно старается подчеркнуть свое неуважение к кузену, но явное несоответствие эмоциональной окраски и сути изложения скорее подтверждает достоверность рассказа, чем возможность позднейшей выдумки.

Ниже мы покажем, что поведение Константина Павловича в ноябре-декабре 1825 года однозначно свидетельствует, что никаких обязательств перед заговорщиками (кем бы они ни были) он на себя не взял, хотя предварительный зондаж его позиции вовсе не исключен. Так или иначе, возможность подобного сговора зависела исключительно от доброй волиКонстантина Павловича, а вот именно в подобные химеры его старший брат никогда и не верил!

Время шло, Константин безмолвствовал, и царь решился приступить к более активным, но секретным мерам.

Никита Муравьев и его прежние товарищи, вернувшись в столицу, действительно возобновили тайные собрания, хотя даже с меньшей интенсивностью, чем ранее. Теперь число петербургских конспираторов колебалось около пятнадцати человек — как в давно минувшие времена «Союза спасения». Из них наиболее заметными были сам Муравьев, С.П.Трубецкой, И.И.Пущин, Е.П.Оболенский и А.Ф. фон-дер-Бригген (№ 3 в списке Грибовского). Пока по-прежнему числились Н.И.Тургенев и С.М.Семенов, изредка заявлялись приезжие М.С.Лунин и М.А.Фонвизин, постепенно отходили от общих собраний И.П.Шипов и П.И.Колошин, по служебной линии отбыл из Петербурга В.С.Норов. Были приняты и новые — М.Ф.Митьков и еще один-двое, мелькнувших ненадолго. Кружок этот приобрел, хотя не сразу (ниже мы отметим эту приблизительную дату), название «Северное общество».

Основной темой собеседников долгое время оставалась конституция Никиты Муравьева. Сложился как бы интеллектуальный штаб по редактированию конституции. Но с начала 1823 года пришлось реагировать и на настойчивую активность Пестеля.

Намерения Пестеля остались неизменны: государственный переворот, непременно начинаемый в столице и сопровождаемый истреблением царской фамилии, установление диктатуры (его личной — как предполагали его друзья-соперники), затем распространяемой на остальную Россию. Ни планировать, ни осуществлять такую акцию он самостоятельно не мог просто в силу собственного служебного положения и местонахождения — и прекрасно это понимал.

В самом начале 1823 года Пестель через приезжавшего в столицу своего бригадного командира С.Г.Волконского прислал запрос к Муравьеву о состоянии дел, прерванных гвардейским походом 1821–1822 гг. В ответ Муравьев послал ему экземпляр своего проекта конституции. Пестель, естественно, был ошарашен.

В феврале новый посланец Пестеля, В.Л.Давыдов, требовал ответа на вопрос о подготовке государственного переворота. Муравьев вроде бы подтверждал верность прежним планам, но жаловался на отсутствие людей. Между тем, он переправил С.И.Муравьеву-Апостолу, ставшему с 1822 года наиболее солидной фигурой после Пестеля среди южных заговорщиков, еще один экземпляр своей конституции, тщетно надеясь привлечь на свою сторону этого старого друга и родственника.

В мае-июне 1823 года переговоры с Муравьевым вели новые делегаты от Пестеля — князь А.П.Барятинский и А.В.Поджио — столичный житель, отставной подполковник, подпавший под обаяние Пестеля, с которым еще пока даже не был лично знаком. Муравьев, на их взгляд, уходил от ответов « по способу византийцев ». На их предложение присоединиться к немедленному восстанию, готовому начаться на юге, Муравьев ответил: « Ради Бога! не начинайте, ибо вы там восстанете, а меня здесь генерал Гладков возьмет и посадит »; генерал Гладков — тогдашний петербургский полицмейстер.

Советский историк Н.М.Дружинин, из книги которого позаимствована последняя реплика, называет ее иронической . Как она звучала на самом деле, конечно, неизвестно, но, на наш взгляд, по смыслу тут никакой иронии нет и быть не может. Как еще яснее мог втолковать Муравьев тупым конспираторам то положение, в каком он фактически находился?

Но они не желали понимать, что же им говорят!

Барятинский, сознавая провал своей миссии в столице, решился на экстравагантный шаг: завербовал в члены «Южного общества» двух кавалергардских офицеров — ротмистра И.Ю.Поливанова и прапорщика Ф.Ф.Вадковского. Отъезжая, он, скрепя сердце, но соблюдая приличие, уведомил об этом С.П.Трубецкого.

Никита Муравьев, страшно возмутившись, «перепринял» их затем в «Северное общество». Тем не менее, непосредственные связи этих новобранцев с «Южным обществом» сохранились, и тем самым фактически был заложен специфический филиал «Южного общества» в Петербурге, находившийся под усиленной агитацией Пестеля и его сподвижников.

Мало того, деятельность этого филиала охватила ближайшее родственное окружение Никиты Муравьева — неясно, получилось ли это случайно или было специальной интригой, замысел которой затушеван целым рядом последующих обстоятельств.

Осенью того же года Матвей Муравьев-Апостол (старший из братьев), выйдя в отставку, вернулся в столицу и стал постоянным представителем «Южного общества». Он принял на себя руководство этим филиалом и затем привлек в его ряды совсем юных П.Н.Свистунова, И.А.Анненкова и еще нескольких юнкеров и прапорщиков. В начале уже следующего, 1824 года, он же завербовал младшего брата Никиты — двадцатидвухлетнего Александра Михайловича Муравьева. Еще позднее, весной 1825 года, уже сам Александр Муравьев вовлек в заговор Захара Чернышева. Этот последний был, с одной стороны, двоюродным братом Вадковского, а с другой — родным братом молодой супруги Никиты Муравьева, на которой тот женился в 1823 году.

Захар Чернышев и Александрина Муравьева были детьми богатейшего вельможи — обер-шенка двора миллионера графа Г.И.Чернышева (более 9 тысяч ревизских душ крепостных, порядка 25 тысяч десятин различных земельных угодий в тринадцати имениях, несколько фабрик и заводов). Как видим, Никита Муравьев распорядился своим будущим даже с большей выгодой, нежели бы отдался в адъютанты какому-нибудь генералу! Брак был по любви — по крайней мере со стороны жены, позже последовавшей вслед за сосланным мужем в Сибирь.

С учетом ближайших родственных и дружеских связей с одной стороны, а с другой — категорических требований Пестеля о совершеннейшей секретности «Южного» филиала от «Северного общества», создалось абсолютно нелепое переплетение конспиративных отношений. Так или иначе, но родственному трио (Н.М.Муравьев, Ф.Ф.Вадковский и З.Г.Чернышев) предстояло сыграть самую что ни на есть роковую роль и в падении царствования Александра I, и в последующем мятеже декабристов, и в уничтожении этого политического течения!

Император Александр, после ареста В.Ф.Раевского не получавший никаких сведений о тучах, мысленно нагнетаемых над его головой грозными заговорщиками, летом 1823 года решился разобраться с трясиной, в которую погрузилась проблема престолонаследия.