Владимир Брюханов - Заговор графа Милорадовича

Как, интересно, можно было бы осуществить изложенный план, если его реализация требовала усилий множества исполнителей, а каждый из них — будь то солдат, офицер или генерал — в ответ на любое предложение или распоряжение заговорщиков обязан был поинтересоваться, а как оно соответствует принятой всеми присяге и почему это вдруг происходит насилие над священной особой государя?

Понятно теперь, каких именно средств тотально не хватало революционерам вплоть до начала междуцарствия в декабре 1825 года? Отдавали ли себе отчет в этом сами заговорщики еще в 1823 году?

К ответам на эти вопросы мы еще вернемся.

Николай Павлович, как известно, даже после августа 1823 года оставался командиром бригады. Насколько это его тяготило, об этом свидетельствует, например, запись в дневнике князя А.С.Меншикова от 15 ноября этого года. Последний оказался свидетелем разговора Николая с генералом А.Ф.Орловым (старшим братом М.Ф.Орлова), который признался, что хотел бы отделаться от командования бригадой в 1-й Кирасирской дивизии. Густо покраснев, Николай воскликнул: « Ты Алексий Федорович Орлов, а я Николай Павлович, между нами есть разница и ежели тебе тошна бригада, каково же мне командовать бригадою, имея под своим начальством инженерный корпус с правом утверждать уголовные приговоры до полковника ».

Как видим, Николай Павлович считал принципиальной разницу между собой и опытным боевым генералом, причем разница была, по его мнению, в пользу великого князя!

В этом-то и коренилось противоречие Николая со всеми его подчиненными! Это противоречие подпитывалось секретным назначением Николая в престолонаследники: усилилось самомнение великого князя и, увы, его нетерпимость к подчиненным, а эти последние, не понимая, что имеют дело с будущим царем, излишне давали волю своим ответным чувствам.

Кстати, описанный эпизод мог быть как раз спровоцирован сведениями о назначении Николая престолонаследником, которые он мог только что получить от Вильгельма Прусского.

Отметим и ту специфическую особенность должности инспектора инженерного корпуса, которая более всего, оказывается, импонировала Николаю!

В конце 1823 года с юга в столицу снова приезжали С.Г.Волконский и В.Л.Давыдов, привезшие письма С.И.Муравьева-Апостола в защиту Пестеля. В переговорах с ними Никита Муравьев по-прежнему придерживался уклончивой линии. Резко возражал Муравьев только против контактов «Южного общества» с польским тайным обществом, сообщение о которых привезли делегаты; он считал изменой России идти на соглашение с ее врагами, ратующими за независимость Польши. Переговоры завершились лишь приглашением к приезду в столицу самого Пестеля.

Под предлогом этого предстоящего приезда Муравьев вовсе отказался что-либо обсуждать с новым делегатом южан — Повало-Швейковским, приезжавшим в Петербург в начале 1824 года.

На юге постепенно стало ясно, что препятствием для соглашений с севером остается только личная позиция Никиты Муравьева. Матвей Муравьев-Апостол писал к брату Сергею: « Северное общество останавливает Никита Муравьев, который только что толкует всем членам быть осторожнее », а вот « Рылеев в полном революционном духе ». А.В.Поджио писал к Пестелю и Юшневскому: для успеха намеченных целей необходимо « удалить Никиту Муравьева от управления управы ».

Эту цель и пытался осуществить Пестель, пробыв в отпуске в столице март и апрель 1824 года.

В 1824 году перед Пестелем стояла та же задача, что и за четыре года до того: навязать столичным заговорщикам идею цареубийства и военного переворота с последующим установлением республиканского строя — очаровательный виток карусели ! Тогда, в 1820 году, он действовал совместно с Никитой Муравьевым, теперь предстояло действовать против . В ход с обеих сторон пошли прежние методы: прямые дискуссии с целью убеждения слушателей, манипуляции с подбором состава подходящей аудитории и закулисные интриги.

Муравьев уперся в вопросе о будущей форме правления, ратуя за конституционную монархию. Почему это было принципиально важно для него — этого почти никто не понимал. Не случайно только Н.И.Тургенев выступил против экономических постулатов «Русской Правды» Пестеля — это была последняя услуга Тургенева Тайному обществу и лично Никите Муравьеву. Для остальных вопрос о республике или конституционной монархии был чисто схоластическим — вроде известного: сколько чертей может уместиться на конце иглы ?

Для всех представителей социальной среды, к которой принадлежали декабристы, не было сомнений в том, что что-то надо делать . Поэтому они охотно участвовали в дискуссиях о том, что же именно следует делать . Четыре года со времени предшествующей дискуссии, в течение которых не было сделано ничего , должны были бы убедить любого здравомыслящего человека, кроме упрямого Пестеля, что никто ничего делать и не собирается . При таких обстоятельствах вопрос был уже по существу не в том, что делать , а в том, чего не делать : республику или конституционную монархию! Это никого не могло всерьез задеть за живое — ни в 1820 году, ни тем более в 1824-м!

Точно с таким же жаром и с такими же практическими результатамиуцелевшие в живых продолжали дискутировать и через десять, и через двадцать, и через тридцать лет — но уже в Сибири! Советским историкам было даже не лень анализировать, какую эволюцию претерпели за это время личные взгляды каждого! Эти изыскания все же принесли некоторые позитивные результаты: позднейшее отступничество декабристов от революционной идеологии в значительной степени лишило их ореола и избавило Советский Союз от памятников героям 14 декабря на всех перекрестках без исключения — их соорудили только на некоторых.

Неудивительно, что и в 1824, как и в 1820 году, заговорщики были готовы проголосовать за то, в чем их больше убедят их красноречивые вожди — все равно ведь из этого ничего практического не воспоследует! Упрямство Муравьева и Пестеля вызвало подозрение у присутствовавших (не лишенное оснований), что вся дискуссия — только вопрос личного самолюбия. Вот с учетом такого мнения вождям конкурирующих направлений и предстояло бороться за победу.

Пламенный Пестель практически убедил большинство — включая Оболенского и Рылеева. Трубецкой колебался — и Пестель предложил ему пост третьего члена южной Директории. Со ссылкой на пассивность Юшневского это была попытка достичь соглашения о разделе власти на двоих. Очевидно, номинальное место сопредседателя «Южного общества», фактически покинутое Муравьевым, до сего момента дипломатично оставалось незанятым. Таковым оно осталось и позднее: Трубецкой все же отказался. Только летом или осенью 1825 года на этот пост был избран Сергей Муравьев-Апостол.