Владимир Брюханов - Заговор графа Милорадовича

Внезапная смерть императора Александра и присяга Константину ударили большую часть заговорщиков, как обухом по голове . Ведь все их прежние планы, точнее — намерения, сводились к попытке произвести переворот в случае убийства или смерти прежнего государя. И вот эта смерть случилась — и выяснилось, что на самом деле заговорщиками за столько лет существования заговора ничего не предусмотрено и не приготовлено. Стало очевидным, что никакого заговора просто не было, а была одна говорильня.

Заметим, что и утверждение Трубецкого о всеобщем возмущении в случае присяги Николаю, а не Константину, по существу остается бездоказательной гипотезой — ведь и сами заговорщики пока ничего не предпринимали, чтобы выступить в подобной ситуации. Их самих с полным основанием следует отнести к тем робким противникам Николая , которые не осмелились бы явно противуречить — они также по-существу спрятались за спину Милорадовича! Иное дело, неизвестно что бы получилось, если бы Николай не спасовал и дело дошло до прямого открытого конфликта между великим князем и Милорадовичем, привыкшим к безоговорочному повиновению своих гвардейцев — это-то его и погубило 14 декабря!

Теперь же рядовые участники заговора были просто обескуражены.

Рылеев показал на следствии, что Якубович ворвался к нему с криком: « Царь умер, это вы его у меня вырвали !»

Подполковник корпуса путей сообщения Г.С.Батенков, недавно принятый в «Северное общество», говорил Бестужевым (Николаю и Александру): « Потерян случай, которому подобного не будет в целом 50 лет: если б в Государственном совете были головы, то ныне Россия присягнула бы вместе и новому государю, и новым законам. Теперь все для нас пропало невозвратно ».

Николай Бестужев, которому Рылеев протрубил уши одами о всесилии Тайного общества и неизбежности его выступления сразу после убийства или естественной смерти Александра I, высказал обоснованные упреки своему вождю. Рылеев не мог найти слов для оправдания, хотя, как мы понимаем, тут уже совершенно нечестная игра: сам Рылеев был предуведомлен по меньшей мере за трое суток до происшествияи мог бы принять какие-нибудь меры для активизации заговорщиков, если бы это соответствовало его намерениям.

Мало того, известно, что когда весть о тяжелой болезни государя достигла членов филиала «Южного общества» в Петербурге П.Н.Свистунова и А.С.Горожанского (очевидно, вечером 26 или уже утром 27 ноября — в связи с назначением богослужения о выздоровлении), то через своего однополчанина А.М.Муравьева (младшего брата Никиты) они запросили позицию «Северного общества». Рылеев и Оболенский передали: « если будут присягать цесаревичу, то присягнуть, в противном случае сопротивляться ».

Запрос вызвал, по-видимому, ответный интерес Е.П.Оболенского: в докладе Следственной комиссии Николаю I, представленном в мае 1826 года, сказано: « Князь Оболенский посылал в сей самый день спрашивать у кавалергардского корнета Александра Муравьева, можно ли надеяться на их полк для произведения бунта, Муравьев отвечал, что это намерение безумное ».

Но теперь Рылеев счел нужным отступить перед энтузиазмом Бестужевых. Они вместе бросились наверстывать упущенные возможности: принялись было составлять воззвание к войску, но, не имея средств его размножить, решили сами — Рылеев и два Бестужевых (Николай и Александр) — обойти ночью все посты в столице и сообщить солдатам, что их обманули, « не показав завещания покойного царя, в котором дана свобода крестьянам и убавлена до 15 лет солдатская служба ». Жадное ответное внимание вдохновило заговорщиков. Одно было плохо: от усталости они с ног валились, а Рылеев даже простудился. Пришлось прекратить эту агитационную деятельность.

В последующие дни рассматривалось предложение Рылеева поставить все же эту пропаганду на широкую ногу и использовать для возбуждения войск и захвата власти в столице в собственные руки. Было, однако, общепризнанно, что эта идея не имеет никаких шансов на успех. Таким образом, практически получилось нечто вроде урока на тему о бессильности Тайного общества, и, очень похоже, что провел его не кто-нибудь, а сам Рылеев — совсем как в Кронштадте в начале прошлого июня…

Рылеев, как мы покажем ниже, просто не мог, не имел права сообщить большинству своих сторонников, что переворот на самом деле уже произведен— и это было именно то, на что реально только и могло рассчитывать трезвомыслящее руководство заговора.

Тем, в сущности, и завершилось бы выступление Тайного общества, если бы не выяснилось, что Россия присягнула вовсе не тому наследнику, какому было положено.

А вот какими были бы последующие действия Милорадовича, если бы Константин решился вступить на престол — это нуждается в серьезном анализе, которого просто никто не потрудился сделать.

Мотивы Милорадовича, вроде бы в одиночку гениально осуществившего государственный переворот, так и остались загадкой. Каких только пошлейших мнений об этом ни высказывалось!..

Барон В.И.Штейнгель, отставной подполковник, заговорщик с недавним стажем, но автор проекта манифеста, с которым мятежники вышли 14 декабря на Сенатскую площадь, слабо разбирался в петербургских реалиях. Рылеев ему объяснил 13 декабря, « что если прямо не присягнули Николаю Павловичу, то причиною тому Милорадович, который предупредил великого князя, что не отвечает за спокойствие гвардии ». Заинтригованный загадочным поведением графа, Штейнгель решил разобраться в причинах и пришел к глубокомысленным выводам: « Он был чрезвычайно расточителен и всегда в долгу, несмотря на частые денежные награды от государя, а щедрость Константина была всем известна. Граф мог ожидать, что при нем заживет еще расточительнее » — такая сплетня широко гуляла по тогдашнему Петербургу.

Трубецкой возмутился такой глупостью и несправедливостью: « Это непростительно в отношении человека, действовавшего в это критическое время прямо и благородно. Конечно граф мог ожидать, что если дело как слишком видимо было должно кончиться воцарением Николая, то этот не простит ему оказанной оппозиции. Мнение же высказанное, будто бы известная щедрость К [онстантина] могла быть побуждением гр [афу] М [илорадовичу] стоять за К [онстантина] , в надежде зажить еще расточительнее, вовсе не заслуживает никакого уважения, тем более что никогда К [онстантин] не считался таким щедролюбивым ».

Сам Трубецкой, по-видимому, достаточно знал о планах Милорадовича, но предпочел унести эту тайну с собой в могилу, ограничившись лишь намеком, приведенным выше, что и Константин был не такая находка, для которой нашлось бы много охотников порисковать своею безопасностью .