Лео Яковлев - Товарищ Сталин: роман с охранительными ведомствами Его Императорского Величества

После трудного для него 1904 года товарищ Коба ощутил, что Кавказ ему тесен. В любом человеческом мирке существует свой Соловьиный сад, куда смертному рабу очень хочется попасть, чтобы, наконец, насладиться жизнью. В уголовном мирке российских социал-демократов таким соловьиным садом было высшее руководство банды, обитавшее, в основном, за рубежом в полной безопасности и оттуда распоряжавшееся жизнями своих адептов «на местах». Среди этих адептов были люди, вполне довольные своим существованием, радующиеся повседневному ощущению упоения в бою, но были и те, кто стремился вверх по бандитской иерархии, чтобы в конце концов оказаться там, среди уголовных «небожителей» и уже оттуда «решать, решать, решать» все мировые проблемы. Товарищ Коба принадлежал к самым рьяным социал-демократическим карьеристам, и ради пути наверх он был готов на всё. Этот путь наверх лежал для него через «партийные» конференции и съезды. где он был обязан блеснуть и обратить на себя внимание авторитетов. Поэтому, когда случайный арест грозил сорвать его поездку на IV (объединительный) съезд РСДРП, товарищ Коба без колебаний в порядке благотворительного взноса за свою свободу выдал охранке подпольную Авлабарскую типографию в Тифлисе и сразу же отбыл в Стокгольм.

Вокруг этого события пошли толки, и благожелатели товарища Кобы не без его участия сочинили легенду о героическом побеге отважного революционера из тюрьмы Метехи и его дальнейшем продвижении огородами к свету и партийной правде, но легенду разоблачает тогдашний сиделец Метехи Р. Арсенидзе в своих воспоминаниях о Сталине, опубликованных в Нью-Йорке в 1963 г.: «Закончу рассказом об аресте Сосо Засыпкиным, который предложил ему стать агентом охранки. Это событие, т. е. арест Сталина, действительно было, и я могу категорически заверить, что Сосо был отпущен из жандармского управления и в Метехском замке не появлялся. Отправка его в Метехский замок, выстрелы на улице, чуть ли не стоившие ему жизни, и торжественная встреча в тюрьме с аплодисментами, — всё, о чем Сталин рассказывал в ссылке, — это приятная фантазия самовлюбленного рассказчика. Я в то время сидел в Метехи … Если бы Сосо появился среди нас, мы безусловно встретили бы и его аплодисментами, как встречали и других. Но его там не было».

Некоторые мемуаристы воспроизвели картины заседаний разного рода «кружков» и «комитетов», в огромном количестве создававшихся товарищем Кобой, когда он вовсю мотался по просторам благословенной Грузии. Вождь непременно находился за столом, лицом к собравшимся. Это был своего рода ритуал. У него были врожденные канцелярские привычки: столоначальник по призванию. Несмотря на перекочевавший в литературу, кино и анекдоты неистребимый грузинский акцент, писания молодого Кобы свидетельствуют о том, что он отлично владел русским языком. Акцент же его был связан с тем, что первым материнским родным языком для него был грузинский, звуки которого отличаются от звуков русского языка. (Попутно вспомнилось: когда «читающему вслух» устройству, изобретенному в грузинском академическом институте кибернетики, предложили прочитать русский текст, записанный грузинским алфавитом, то это устройство заговорило с грузинским акцентом.)

Проявлением глубинного понимания логики русского языка я считаю употребление товарищем Сталиным полузабытого слова «подвизался» и изобретение им слова «секретарюка», которым он иногда подписывал письма к дочери («твой секретарюка»). Достоевский всю оставшуюся жизнь гордился изобретением слова «стушевался», но в действительности этот мрачный классик его не изобрел: просто это было единственным словом, запомнившимся ему из обстоятельного комплекса знаний по инженерному делу, которому его пытались научить несколько лет, а Сталин своего «секретарюку» придумал сам, без посторонней помощи, и, таким образом, известным корифеем в языкознании он впоследствии считался вполне заслуженно.

Когда товарищ Коба изо всех сил мотался по городам и весям с марксистскими откровениями, с ним произошел неприятный случай: однажды его морда оказалась разбитой в кровь, и при этом он так сильно ушиб голову, что некоторое время не имел возможности появляться на людях. С этим происшествием связаны две автобиографические версии: одна, исходящая от самого вождя, гласила, что он, отстреливаясь, уходил от погони, и когда пытался вскочить на ходу в вагонетку тифлисской конки, упал и ушибся (но почему-то его преследователи этим не воспользовались). Вторая, родившаяся в изощренных умах злопыхателей, объясняла происшедшее тем, что он был в очередной раз избит коллегами по трудной подпольной работе, заподозрившими его в чем-то нехорошем: было же так, что Ной Рамишвили во время одной из дискуссий прямо назвал Кобу агентом правительства, шпионом и провокатором. А соратники Ноя, несмотря на меньшевизм, на Кавказе частенько бывали в большинстве. Потому могли и попытаться перевоспитать подозреваемого теми же методами, которые он потом разовьет до пределов совершенства, опубликовав — для служебного пользования — специальную работу о пользе физического воздействия на допросах врагов народа. Читатель же может выбрать ту версию, которая ему понравится.

А раненый товарищ Коба, прячась от публики, был вынужден перебираться в целях конспирации из одной квартиры в другую. И в одном из таких его временных пристанищ сын хозяина квартиры прибежал к отцу с криком:

— Мама, мама! А дядя, что живет у нас, играет в солдатики!

Отец не поверил, но все же зашел посмотреть, что делает незваный гость, и его взору представилась такая картина: на полу была расстелена карта города Тифлиса, и вождь, что-то бормоча себе под нос, ползал по ней, переставляя то тут, то там оловянных солдатиков. Хозяин поинтересовался, что делает гость, а тот, в ответ, приложив палец к губам, сказал:

— Тсс-с! На днях мы будем брать город.

Далее товарищ Коба пояснил, что он является начальником штаба будущей армии штурмовиков и сейчас устанавливает места на улицах Тифлиса, где будут воздвигнуты баррикады.

Сейчас трудно сказать, что это было: то ли у товарища Кобы начал прорезаться талант будущего генералиссимуса, то ли от недавно перенесенных ударов по голове у него произошло помутнение сознания и он утратил способность адекватного восприятия действительности. Следует отметить, что в его жизни был целый ряд моментов, вызывающих сомнения в его адекватности. Чего стоит, например, отправка Молотова в Берлин в ноябре 1940 года, когда Каменная Задница, спрятавшись вместе с принимавшими почетного визитера гостеприимными тевтонскими хозяевами в бомбоубежище по случаю налета Королевских ВВС Великобритании, пытался по поручению товарища Сталина поделить британские колонии так, чтобы советская империя вышла на берега Индийского океана. Наглые притязания восточного собрата так поразили и разозлили фюрера, что он тут же приказал разрабатывать план «Барбаросса», и полгода спустя будущий генералиссимус вволю наигрался миллионами совсем не оловянных солдатиков, среди которых оказались все мужчины призывного возраста из моей семьи, не вернувшиеся с войны. Но тут мы выходим за временные рамки этого повествования.