Константин Гордиенко - Буймир (Буймир - 3)

...Обеспложенная земля вернула свои силы растению. Живительные соки опять бегут по стеблю.

13

Школьная крыша сгорела, потолок выгорел, доски с пола немцы посрывали, рамы вылетели, одни стены стояли, и те в трещинах.

Мусий Завирюха сказал, люди и сами понимали, что восстановить школу полностью в ее прежнем виде колхозу не под силу, - подправим несколько классов. Хотя государство и снабжает колхозы лесом на восстановление, да на чем его доставить и где взять плотников.

Того не сказал, что и детей у нас маловато.

Выгорело полсела, сильно пострадали от огня хозяйственные строения, ферма, клуб. Нет рабочей силы, если и есть - тот без руки, этот без ноги... Только Аверьян с Келибердой в полную силу работают. Да еще Салтивец.

Балки, перекрытия колхоз кое-как наскреб для школы. Привести в порядок классы взялись сами учителя и матери с детьми, а то за оккупацию ребятишки едва не одичали. Мальчики возили тачками глину, те, что пожилистей да попроворней, носили ведрами воду, девочки собирали по дворам мел, известь. Первым делом пришлось гору навоза выбросить. А уж пол расчистим и утрамбуем, когда отделают стены.

Учительница Мария Игнатьевна месила глину. Меланка Кострица штукатурила потрескавшиеся стены, а когда высыхали - белила. В каске развели известь. Над Буймиром сбили "юнкерс", он загорелся, только четыре головы в касках уцелели. Позже каски пригодились, хозяйки стали разводить в них известь, глину. Давали курам высевки с крапивой. Меланка Кострица, когда свою хату подмазывала, руки порезала - осколки от гранаты впились в стены. А пол сколько ни скребла, все зря - насквозь пропиталась земля кровью.

За работой женщины, конечно, не молчали. Хоть у каждой своего горя хватало, не чурались и чужой беды, близко к сердцу принимали. Хима Кучеренко не может в глине возиться, так она штукатурила стены, глину месили Мавра с Жалийкой и Варвара Снежко.

Порой и песня над Буймиром слышится - неторопливая, как вечность, с песней и душа, что весенний цвет, расцветает, даром что у певцов на ресницах слеза дрожит. В жизни всегда так: горе гнетет людей, душит слезами, а люди разгоняют горе песней!

На помощь буймирцам пришли бойцы: они возили для школы торф, лес, кирпич; печники клали печи, настилали пол. Мальчишки помогали бойцам, неужели они не сумеют управиться с армейскими конями? Некоторые даже садились верхом, без седла, ничего, что конь поддавал задом и всадник сползал на шею, затем, плюхнувшись наземь, долго не мог очухаться - все вертелось перед глазами.

Аверьян с Келибердой надеялись за лето изготовить окна, двери, парты, лишь бы раздобыть досок... Ну право, все дела разом свалились на Аверьяна с Келибердой!

Мария Игнатьевна обошла село, переписала учеников, не обошлось и тут без слез.

Маленькая девчушка в землянке просит:

- Возьмите меня в школу.

- Тебе ж нет семи лет.

- У меня отец на войне.

- Но ведь ты годами не вышла.

- У нас хату немцы сожгли.

- Мала ты.

- Я подрасту.

- Тебя поземкой зимой заметет.

- Меня мать на руках отнесет.

Тянет девочку в школу, скучно сидеть в землянке - пришлось записать.

Когда в школе созвали собрание, на которое пригласили красноармейцев, с речью к ним обратилась Надия Лелека. Боль попранной детской души звучала в ее словах.

- Как и прежде, мы надели красные галстуки, такие ненавистные фашистам, за которые они могли повесить нас. А с книжками что сделали! Целые станицы позамазывали, даже в букварях повычеркивали строчки: "раньше поля были у помещиков". О пионерах упоминать запретили и даже об октябрятах. Будто и не было на свете слова "Москва". А мы это все помним и в сердце своем храним образ Ленина.

И сейчас мы уже собрали довольно много полотна на перевязки, дежурим в госпиталях, ухаживаем за ранеными бойцами, обстирываем их. Девчата чинят мостки, заготавливают зерно, собирают овощи и молоко, пекут хлеб, за что уже получили от бойцов благодарность. И в поле мы уже нагребли стога сорняков, выжигаем фашистскую напасть.

От имени пионеров освобожденного Буймира спасибо вам, дорогие воины! Мы очень любим вас! Как легендарный Данко в бессмертном творении Горького, пламенный Данко, который вырвал свое сердце, чтобы осветить человечеству путь к свободе, так красный воин жизнью своей прокладывает нам дорогу освобождения. Спасает под бомбами детей!

То-то бы обозлились фашисты, если бы увидели нас! Щелкайте зубами, скоро вам придет конец. Разорили наши школы, плакали мы над развалинами. Не забывайте, дорогие воины, матерей и детей на подневольной земле! Слава вам!

Речь понравилась собранию, особенно красноармейцам, матерей слеза прошибла. Девочки говорили, что это учительница, Мария Игнатьевна, надоумила Надийку.

Мусий Завирюха обратился к собранию с предложением назвать новую школу именем учителя Василия Ивановича Горленко, которого повесили фашисты.

Все поддержали его предложение, а Мария Игнатьевна заплакала.

14

Неуверенно переступил порог, поздоровался, женщины онемели... Вглядываясь в покрытое шрамами лицо, похоже, не узнавали... Наталка сердцем, почуяла, вскрикнула, метнулась к порогу, упала воину на грудь, орошала слезами - моя радость, солнце мое... Солдат пошатнулся, подкосились колени, он не то сел, не то упал на лавку. Наталка прильнула к нему - все глаза проглядела, поджидая тебя.

...Почему же не узнала сразу?

Все невзгоды, выпавшие на долю воина, - голод, холод, отчаяние, развеял душевный голос. От одного прикосновения девичьей руки тепло разлилось по истощенному телу. Забрезжила надежда на счастье...

Долго сидел на горе над Пслом, смотрел на сожженное село Буймир, на низину, что курилась дымами, то там, то сям виднелись крыши, искал глазами хатку, где нашел пристанище, защиту от смерти.

Искалеченный, в чем, душа держится, кому он нужен? Не лучше ли повернуть назад? А куда назад? Куда глаза глядят?

Дивчина, верно, и не догадывается, что вторично спасла ему жизнь.

Варвара Снежко наконец пришла в себя, прикрикнула на дочку, чтобы снимала шинель, сапоги, грела воду да вынимала борщ из печи, человек с дороги - желанный гость в доме, определилась дочкина судьба. А сама побежала к соседям, не терпится поскорее поделиться новостью. Суета поднялась на селе, из землянки в землянку забегали хозяйки.

Наталка в корыте купала бойца, плакала над израненным телом, бережно растирала тонкую синюю руку - я тебе рукавички свяжу, чтобы рука в тепле была.

- Рука перебита у тебя... Ничего, я наработала триста трудодней... Не смейся, это твой хлеб, ты нас освобождал. Картошки на всю зиму хватит, капуста есть, огурцы...

Утешала как могла солдата, чтобы спокоен был, набирался здоровья.

Чудачка, разве он такой уж беспомощный, неужели он для того приехал, чтобы вылеживаться. Прежней силы, правда, нет в левой руке, зато он в механике кое-что кумекает. Придет время, и за руль сядет...