Натан Эйдельман - «Революция сверху» в России

Крестьянское дело:

30 марта— знаменательные слова царя о будущей отмене крепостного права — «лучше… свыше, нежели снизу».

Осень — неудачные попытки товарища министра внутренних дел Левшина организовать ходатайство самих губернских дворянских предводителей об отмене крепостного права.

Политическая сфера:

19 марта— в манифесте об окончании Крымской войны намек на возможность судебной реформы: слова «Да правда и милость царствуют в судах».

Август— амнистия декабристов в связи с коронацией.

В эти же месяцы расширение гласности, создание новых журналов и газет.

Генерал-адъютант Глинка 2-й подает царю записку «О возвышении в войсках личного достоинства начальствующих лиц и офицеров».

3 января— открытие Секретного комитета «для обсуждения мер по устройству быта помещичьих крестьян» под председательством царя.

В течение первой половины года в комитет поданы записки ряда членов, в разной форме советующих постепенное, длительное «смягчение» и лишь потом отмену крепостного права.

М. А. Корф и министр внутренних дел С. С. Ланской предлагают более быстрый путь — организовать ходатайства самого дворянства.

ЛетомАлександр II под влиянием информации Ланского, а также Записки немецкого ученого барона Гакстгаузена требует ускорения крестьянской реформы.

В Секретный комитет вводится либерально настроенный брат царя, великий князь Константин Николаевич.

20 ноября— царский рескрипт виленскому генерал-губернатору Назимову; через 2 недели, 5 декабря — рескрипт петербургскому генерал-губернатору Игнатьеву — их ходатайства истолкованы как желаемая просьба самого дворянства. Александр II в ответ объявляет о начале освобождения крестьян с землею и распоряжается о создании в каждой губернии дворянского губернского комитета для обсуждения «местных особенностей и дворянских пожеланий».

В том же 1857 году:продолжающиеся успехи гласности; дано распоряжение о подготовке нового цензурного устава; в печати наблюдаются прямые или косвенные суждения о необходимых переменах в центральном и местном управлении, судах, армии, просвещении.

6 июня— фактическое начало судебной реформы: составленный комиссией во главе с Д. Н. Блудовым устав гражданского судопроизводства повелением царя вносится в Государственный совет; начало длительных обсуждений проекта будущего суда.

Проходя в школах и институтах историю тогдашних реформ, мы их раскладываем по полочкам — сначала крестьянская, потом земская, судебная, военная… Теряется важнейшая закономерность тех, а также последующих российских коренных реформ, — их одновременность!

Не мог крестьянский вопрос двигаться без политических послаблений, потому что само «освобождение сверху» предполагает, по определению, что эти самые верхи, которые прежде держали и «не пущали», теперь начинают видоизменяться.

Несколько позже известный деятель реформы тверской помещик и публицист А. М. Унковский сформулирует то, что, по его мнению, «насущно необходимо для обновления России» вместе, рядом с крестьянским освобождением: «Все дело в гласности; в учреждении независимого суда; в ответственности должностных лиц перед судом; в строгом разделении власти и в самоуправлении общества в хозяйственном отношении».

Снова задаем тот же вопрос, который нас интересовал в связи с Петром Великим: был ли у Александра II и его либеральных министров далекий, заранее обдуманный план преобразований в крестьянской и других сферах?

От середины XIX века осталось куда больше документов, позволяющих судить о ходе реформ, чем со времен петровских. П. А. Зайончковский, Л. Г. Захарова, Г. Х. Попов и другие исследователи, обращавшиеся к этой проблеме, многое открыли и осмыслили.

Ответ на поставленный только что вопрос представляется примерно таким. В 1855–1856 годах у некоторой части «верхов» была смутная общая идея о том, что дела в стране плохи, положение опасное, надо освободить сверху, пока не освободились снизу. При этом часть высшего аппарата (далее мы скажем об этом подробнее) считала, что нужно все оставить по-старому, а те, кто думали о реформах, отнюдь не имели ясного представления, как начать, сколько уступить, сколько времени продлятся перемены… Если бы мы спросили большинство тогдашних лидеров, как им представляется ближайшее будущее, они еще в 1856-м и начале 1857-го, по всей вероятности, говорили бы о долгом, на много лет затянувшемся плане освобождения. Положение освободившихся крестьян, их будущие земельные наделы сначала казались «начальству» не совсем такими, как получилось в конце концов.

Инициатива Ланского, соображения еще нескольких умных сановников, советы Гакстгаузена, колебания Александра II, все более склоняющегося к реформам, — все это замечательные примеры того, как историческая закономерность, невозможность жить по-старому, пробивает себе путь среди хаоса различных исторических сил, влияний, причем нередко выбирает исполнителями таких лиц, которые прежде и не думали о своей реформаторской роли…

Сохранились рассказы современников, что после смерти Николая I А. С. Хомяков радостно поздравлял друзей с новым царем-преобразователем. Друзья сомневались, так как у наследника была в либеральных кругах весьма неважная репутация. Было известно, например, что при обсуждении в Секретных комитетах вопроса о крестьянском освобождении Николай I выступал даже более смело, чем его сын, склонявшийся к тому, что никакой эмансипации не нужно. Хомякову говорили: «Александр II — крепостник, занимается преимущественно охотой и т. п.»; однако славянофильский публицист уверенно защищал свой оптимизм; «В России хорошие и дурные правители чередуются через одного: Петр III плохой, Екатерина II хорошая, Павел I плохой, Александр I хороший, Николай I плохой, этот будет хорошим!»

Не станем серьезно разбирать и критиковать своеобразную историческую теорию Хомякова и его оценки разных царей; не принимая все это буквально (да Хомяков и сам посмеивался), отметим, что определенный смысл в подобной «социологии» имеется. Политика каждого императорского правительства в той или иной степени заходила в тупик, оказывалась исчерпанной, рождала иллюзию, что недостатки можно исправить другой, противоположной политикой, и тогда следующий царь начинал с мер, более или менее резко отличающихся от стиля предшествующего правления.

И все же сам Александр II, ручаемся, совершенно не подозревал о своей «освободительной роли». Даже совсем незадолго до того, как начал ее играть.