Ахиезер А. - История России: конец или новое начало?

Учитывая, что критерии такого соответствия были известны только самому вождю, субъективно искреннее «беззаветное служение» при желании всегда могло быть квалифицировано как «двурушничество». Казалось бы, это должно было создавать непреодолимые препятствия для рекрутирования людей в правящий слой – ведь попадание в него уже само по себе означало большие риски, в том числе и для жизни. Тем не менее желающих попасть во властные структуры при Сталине было более чем достаточно.

Со стороны это казалось необъяснимым и даже противоестественным. «Я никак не мог и до сих пор не могу понять, – писал известный мыслитель-монархист из числа русских эмигрантов, – какой это черт тянет людей на верхи сталинской бюрократической лестницы. Власть – дутая, деньги – пустяковые, работа каторжная, и ведь все равно гениальнейший рано или поздно зарежет» 76. Но для тех, кто шел на службу в сталинский партийный, государственный

75 Цит. по: Волкогонов Д. Указ. соч. Кн. 1. Ч. 2. С. 56.

76 Солоневич И.Л. Народная монархия. М., 2003. С. 380.

и хозяйственный аппарат, вопрос так не стоял. И дело не только в том, что большинство из них репрессии по отношению к другим воспринимало не как произвол, а как заслуженное наказание за неспособность к «беззаветному служению», каковой в себе они не ощущали.

Любое советское «начальство» имело преимущества п сравнению с рядовыми тружениками. Только попадание во власть или близость к ней обеспечивали человеку той эпохи жизненную перспективу, возможность вырваться из нищенского или полунищенского существования. Вхождение во власть приобщало к миру, где исчезали или существенно смягчались все бытовые проблемы беззаветность служения, исключавшая какие-либо контракты и заранее оговоренные правила игры, предполагала, тем не менее, определенные жизненные блага и привилегии, возвышавшие даже не очень больших начальников над простыми смертными. Не забудем также, что сталинский партийно-государственный аппарат комплектовался из представителей низов, имевших возможность непосредственно сравнивать мир, в который они вошли, с тем, из которого только что вышли.

В этом отношении Сталин шел по пути Ивана Грозного и его предшественников – с той лишь разницей, что ликвидацию коммунистического «боярства» осуществлял более последовательно и довел до конца. Вместе с тем советский лидер, в отличие от московских Рюриковичей и подобно Петру I, культивировал принцип личной заслуги и выделял тех, кто в «беззаветном служении», по его представлениям, особенно преуспел, головокружительным карьерным продвижением, общественной известностью, орденами, званиями, премиями и другими способами. Как и во времена Петра, служебный рост ставился при Сталине в зависимость от образования, хотя масштабы кадровой революции не позволяли строго соблюдать это правило. Но, в отличие от первого российского императора, у первого коммунистического генерального секретаря не было необходимости принуждать людей к учебе.

Петр имел дело с дворянством, которое к государственной службе не рвалось и воспринимало учебу как предписанную дополнительную обязанность. Сталинские новобранцы партийно-государственного и хозяйственного аппарата поместий и крепостных не имели, а в службе видели единственно возможный для них «светлый путь» наверх. Но так как одним из главных условий карьеры было образование, то оно воспринималось не менее важным жизненным делом, чем вступление в партию.

Новая элита, сформировавшаяся при Сталине, – это элита военно-приказной системы. Последняя предполагала предельную мобилизацию личностных ресурсов, но – в строго определенных границах, которые очерчивались спускавшимися сверху планами-приказами. Поэтому в сталинскую эпоху преобладал спрос на людей, готовых безоговорочно принимать правила системы и способных им следовать, а главное – умевших организовать и мобилизовать нижестоящих функционеров и «массы» на выполнение партийных директив, проявляя ту степень жесткости, которая необходима для достижения необходимого результата.

Сталинская милитаризация повседневности, будучи более последовательной и глубокой, чем милитаризация Петра I, тем не менее, как ибо времена Петра, в первую очередь распространялась на элиту. Взяв на себя удовлетворение ее частных интересов и сняв бремя бытовых забот, советское государство заменило собой крепостных крестьян и холопов, которые исполняли аналогичную роль при дворянах. В результате оно получило возможность эти интересы и заботы идеологически третировать и профанировать, т.е. требовать полного растворения жизни в работе, не считаясь со временем. О том, что представляла собой психология такого «солдата партии» и как проявлялась его установка на «беззаветное служение», хорошо показано в повести Александра Бека «Новое назначение».

Иными словами, доминирующим типом в управленческих структурах, по мере укрепления сталинского режима, становился функционер-аппаратчик , главной задачей которого было проведение в жизнь директив и плановых заданий властного центра. Организаторские качества и инициатива требовались от него только в этом диапазоне, общая культура значения не имела, глубокие специальные знания тоже. Не было спроса и на стратегическое мышление – уже потому, что стратег в стране был только один. Этот тип вытеснил функционера-романтика 77, гораздо хуже приспособленного к роли «винтика» в бюрократической машине, не говоря уже о том, что социализм ему в идеале виделся существенно иным, чем новый строй в сталинском исполнении. Вытеснил аппаратчик и «буржуазных специалистов», которые до конца 1920-х годов широко использовались в хозяйственном управлении. В военно-приказной системе, действовавшей в мобилизационном режиме,

77 Гефтер М. Указ. соч. С. 679.

профессиональные критерии, которыми они руководствовались, выглядели как один из «пережитков прошлого».

Но личностные ресурсы функционера-аппаратчика были так же ограничены, как и мобилизационные ресурсы создавшей его военно-приказной системы. Она была пригодна для того, чтобы осуществить индустриальный рывок, т.е. построить новые предприятия и оснастить их закупленным за рубежом оборудованием. Она была пригодна и для того, чтобы провести коллективизацию и выкачивать ресурсы из закрепощенной деревни. Но она оказалась совершенно неприспособленной для обеспечения эффективной работы уже построенных предприятий и колхозных хозяйств, что выявилось со всей очевидностью уже в предвоенные годы: «победа социализма» сопровождалась хозяйственной стагнацией. Испытание войной система тем не менее выдержала 78. Однако после войны снова обнаружилось, что испытания миром 79 она выдержать не в состоянии.