Ахиезер А. - История России: конец или новое начало?

Однако в военно-приказной системе индивидуально- семейное хозяйство было инородным телом. И не только потому, что не

86 Речь идет прежде всего о животноводстве, в котором уровень 1927-1928 годов был превышен только к началу 1950-х годов (Верт Н. Указ. соч. С. 252). Производство мяса, молока, яиц и некоторых других продуктов в первые годы после завершения коллективизации составляло примерно две трети того, что производилось в 1913 году (Россия: Энциклопедический справочник. С. 177).

87 В 1938 году приусадебные участки, которые занимали 3,9% всех посевных площадей, производили 45% всей сельскохозяйственной продукции. На их долю приходилось более 70% производимого в стране мяса и молока (Верт Н. Указ. соч. С. 256-257).

сочеталось с ее базовыми основаниями. Частный интерес, получив даже весьма дозированную свободу, уводил личностные ресурсы колхозника с колхозных полей и ферм в индивидуальное подворье. Поэтому приусадебное хозяйство идеологически третировалось. Официальные документы сталинской эпохи переполнены инвективами против «собственнических пережитков», «несознательности» и других качеств, которые мешают колхозникам трудиться с полной самоотдачей. Но ни обличительная риторика, ни сопровождавшие ее административные меры в виде возраставшего налогового давления на приусадебные хозяйства изменить трудовую мотивацию людей не могли. И продуктов в стране в результате такого давления становилось не больше, а меньше. Поэтому ни у кого из ближайших преемников Сталина исчерпанность методов стимулирования производственной активности, присущих военно-приказной системе, сомнений уже не вызывала.

Осуществляя дозированную идеологическую реабилитацию частного интереса, все послесталинские руководители – от Хрущева до Горбачева – пытались сочетать его с интересом общим посредством укрепления позиций интереса группового. Это проявилось в начавшемся при Хрущеве и продолженном при его преемниках значительном повышении государственных закупочных цен на продукцию колхозов, предоставлении им большей хозяйственной самостоятельности и расширении экономической свободы промышленных предприятий. В результате колхозы и заводы получили возможность направлять оставлявшиеся в их распоряжении средства на строительство жилья, пансионатов и домов отдыха, которыми работники могли пользоваться бесплатно или за небольшую цену, а также на выплату премий за счет прибыли. Однако долговременного эффекта такого рода меры не дали и к заметной мобилизации личностных ресурсов у хозяйственных руководителей и рядовых работников не привели. Степень этой мобилизации измеряется производительностью труда. Но она-то как раз повышалась очень медленно, а темпы ее роста в последние советские десятилетия последовательно снижались.

Мобилизация личностных ресурсов могла происходить только при переходе от экстенсивного хозяйствования к интенсивному. Но для решения этой задачи, в свою очередь, тоже необходимо было мобилизовать личностные ресурсы. Говоря иначе, предстояло заинтересовать людей в постоянной рационализации труда и управления, в разработке и внедрении технологических новшеств, что

предполагало не только инерционное использование руководителями предприятий и рядовыми работниками однажды освоенных знаний и навыков, но и готовность тех и других к непрерывному самоизменению. Однако послесталинские механизмы сочетания частного и общего интересов так же мало располагали к этому, как и сталинский механизм подчинения первого второму. Ставка на групповые' интересы оказалась несостоятельной, так как советская экономика исключала свободную конкуренцию между ними, а потому не могла вовлечь в конкурентные отношения и интересы частные. Социалистическое государство, взявшее на себя труд заменить конкуренцию собственной стимулирующей деятельностью, вынуждено было в конце концов, перед этой задачей капитулировать. Советские имитации конкуренции – стахановское движение, социалистическое соревнование, движение за коммунистический труд – помочь в данном отношении не могли.

Благодаря мемуарам Хрущева у нас есть возможность увидеть, как сама власть, отказавшись от сталинских военно-репрессивных способов мобилизации личностного ресурса, уперлась, как в стену, в невозможность найти им эффективную замену в условиях советского социализма. Бывает так, пишет Хрущев, что колхозом «заправляют умные люди, но направленность их действий не соответствует экономическому положению ‹…› района, и в результате снижается доходность колхозов. Почему? Хотя бы потому, что правление, председатель и агроном получают определенную ставку, заработок им обеспечен. Правда, он может быть повышен в результате более эффективного ведения хозяйства, но разница выходит небольшой. И они взвешивают, стоит ли овчинка выделки? Лучше жить поспокойнее. По принципу „посеял, убрал, отчитался". Экономический эффект у нас не поддается анализу, отсутствует сравнение, и получается, что все кошки серы (курсив наш. – Авт.). Выделяются же те, кто лучше справился с полевыми работами на бумаге» 88.

Бывший руководитель страны, убежденный сторонник социализма, добросовестно описывает, что получается, когда государство заменяет рынок и конкуренцию: «экономический эффект не поддается анализу», «отсутствует сравнение», хозяйственная система функционирует на основе дезинформации. Хрущев понимает, что механизм не работает, человеческий потенциал не используется. Нельзя сказать также, что он не осознает значения частной

88 Хрущев Н.С. Время. Люди. Власть: Воспоминания. М., 1999. С. 144.

собственности и конкуренции, поскольку ссылается то на старый опыт российских кулацких хозяйств, отдавая должное их эффективности 89, то на деятельность западных фермеров. «Когда хозяйство ведется на частнособственнической основе, рычаг, стимулирующий фермера, крестьянина, – прибыль ‹…› У нас такого стимула нет» 90. Поэтому, даже если среди советских хозяйственных руководителей и рядовых тружеников появляются новаторы, их опыт перенимать никто не спешит, хотя о нем и пишут все газеты. Более того, даже организованно его распространить не удается, и «бриллианты народной инициативы» поэтому «быстро тускнеют»- Иными словами, социалистического эквивалента конкуренции изобрести не удалось. Но это вовсе не значит, убежден Хрущев, что такое невозможно вообще, в принципе.

Этой убежденностью его размышления и интересны. Социалистическое государство, по его мнению, не только может заменить рынок и конкуренцию, но в силу «преимуществ социализма» – капиталистов нет, эксплуатации тоже, следовательно, власть у народа своя, т.е. народная – в состоянии превзойти их. Альтернатива рынку и конкуренции – правильная организация дела, «сильные организационные начала» 91. Нужны особые государственные органы, которые как раз и должны заниматься анализом деятельности предприятий, выработкой для них научно обоснованных рекомендаций, столь же обоснованным выделением и поощрением лучших, а главное – жестко контролировать выполнение хозяйственными руководителями предписанных рекомендаций 92.