Михаил Бакунин - Исповедь

19 октября Бакунину была дана очная ставка с гласным Майзелем. Последний, желая доказать, что Бакунин был главным действующим лицом в ратуше, заявил, что Бакунин неоднократно самовластно давал ответы на обращения городской думы, не спрашивая предварительного мнения присутствовавших тут же членов Временного правительства. (Это впрочем весьма похоже на Бакунина!) Далее он объявил, что Бакунин возлагал на думу ответственность за доставку пистэнов. Бакунин отрицал справедливость этого показания, которое Майзель подтвердил клятвой.

Что Бакунин допускал в случае необходимости и поджоги, это несомненно: для этого не требуется даже быть революционером, для этого достаточно быть просто военным, просто борцом, просто толковым человеком. Оборона с помощью огня применяется всеми военачальниками. Мысль о преграждении наступления монархических полчищ, действительно убивавших и сжигавших все на своем пути, принадлежала не одному Бакунину. О ней думал и Ракель, прибывший 6 мая в Дрезден из Драги и видевший слабость инсургентов.

На стр. 158 своих цитированных мемуаров Рекель рассказывает, что для преграждения наступления правительственных войск он придумал обложить слишком низкие баррикады повстанцев смоляными венками, которые, будучи вовремя подожжены, могли бы задержать продвижение усмирителей (эту мысль приписывали Бакунину, хотя не исключена возможность» что она возникла у них обоих одновременно, тем более что они могли на эту тему говорить между собою и до восстания). Временное правительство согласилось было на эту меру, к осуществлению которой Рекель уже приступил, но под влиянием нескольких городских гласных, опасавшихся пожара и гибели каменных домов от смоляных венков, отменило свое распоряжение. А между тем королевское правительство, менее щепетильное в этом отношении, уже собиралось разрушить весь город бомбами (цит. соч., стр. 158-159).

Мещане стремились выставить Бакунина кровожадным человеком. В одной консервативной саксонской газете для деревни говорилось: «В последние дни ужасный Бакунин проявил признаки помешательства на насилии. Как запертый в клетке хищный зверь шагала эта долговязая фигура, облеченная в синий фрак, взад и вперед по думскому залу, и всякое противоречие своим приказаниям он отклонял с пеной на губах». (W. Schinke— «Dеr politische Charakter des Dresdener Maiaufstandes 1849», стр. 37). На самом деле при всей своей революционной страсти он был человеком весьма гуманным, и, где интерес революции допускал это, старался вызволить попавшего в беду обывателя, невинного в приписываемом ему преступлении. По этому поводу Рекель сообщает мелкий, но характерный для Бакунина факт.

Рассказав о том, что подозрительно настроенная толпа схватила какого-то коммунального гвардейца, выстрелившего со двора из ружья и уверявшего, что он стрелял по голубям, и требовала немедленной расправит с ним как с злодеем, стрелявшим в народ, Рекель прибавляет: «Здесь Бакунин показал всю свою столь охотно приписываемую ему правдолюбивыми врагами жестокость и кровожадность. Резким тоном приказал он все более запутывавшемуся обвиняемому замолчать, затем стал сзади него и начал подсказывать ему, что ему следует говорить, дабы утихомирить разгоревшиеся страсти, в то время как другие старались успокоить обвинителей. И таким образом этот полевой суд закончился немедленным освобождением испуганного человека» (цит. соч., стр. 154-155).

В общем Бакунин держался на допросах чрезвычайно мужественно и, отказываясь давать показания о третьих лицах, себя не старался выгораживать. Поэтому то, что он показывает о своей роли в дрезденском восстании, за исключением некоторых деталей может быть признано достоверным. В этом отношении представляет немалый интерес своего рода сводка его показаний по атому пункту, содержащаяся в заключительном допросе, учиненном ему в Кенигштейнской крепости незадолго до суда, а именно 20 октября 1849 года.

Выдержку из этого допроса, хранящегося в «Деле» против Бакунина в саксонском государственном архиве, том la, стр. 147 сл., приводит K. Керстен на стр. 103-104 своего немецкого перевода «Исповеди». Мы заимствуем ее оттуда.

ВОПРОС

No 3.

Политическая деятельность Бакунина была направлена главным образом против русского правительства.

ОТВЕТ:

Совершенно верно.

ВОПРОС

No 4.

Поэтому Бакунин, так как он усмотрел в майской революции в Дрездене выступление против русского влияния, а вместе с тем, ввиду влияния русской политики на Пруссию, и выступление против русского влияния, и так как эта революция показалась ему отвечающею его стремлению сломить или по крайней мере ослабить русское влияние на Германию, а сверх того многие его знакомые приняли участие в восстании, примкнул и действовал в инсуррекции, имевшей место в Дрездене в мае сего года.

ОТВЕТ:

Также верно

ВОПРОС:

No 5

Однако Бакунин отрицает, чтобы он подготовлял дрезденское восстание или знал о его подготовке.

ОТВЕТ:

Это я определенно отрицаю

ВОПРОС:

No 10.

Бакунин ведал пороховым погребом и занимался раздачею пороха и доставкою боеприпасов.

ОТВЕТ:

Верно.

ВОПРОС:

No 11.

Бакунин распоряжался посылкою подкреплений.

ОТВЕТ

Не всегда, а именно только в отсутствие Гейнце.

ВОПРОС

No 12.

Бакунин посещал баррикады и инструктировал их командиров относительно способов получения припасов из ратуши.

ОТВЕТ

Один только раз.

ВОПРОС

No 16.

Бакунин вместе с Борном составил не выполненный однако позже план собрать вое силы и атаковать войска с двух сторон.

ОТВЕТ

Я только разговаривал с Борном об атом плане, но сам его не составлял.

ВОПРОС

No 17.

Бакунин обсуждал с Борном план отступления инсургентов.

ОТВЕТ

Это правда.

ВОПРОС

No 20.

Бакунин причастен к решению Гейбнера перенести восстание в Хем-ниц и с этою целью поехал также вместе с Гейбнером в Хемниц, но там был задержан.

ОТВЕТ

Совершенно верно.

В связи с легендами, создавшимися тогда о Бакунине в обывательских и вдохновляемых ими полицейских кругах, небезынтересно привести несколько выдержек из относящейся к тому периоду полицейской книги, трактующей между прочим и о М. А. Бакунине.

«Бакунин Михаил вместе с Маццини и Руге составляет революционный триумвират нашего времени. Родился в Торжке в России, был императорским русским артиллерийским офицером, позднее литератором; социалист, товарищ Руге, Тодта, Кёхли; как личность, в высокой степени опасная политически, был изгнан из Франции, но тем не менее участвовал в парижской февральской революции, вступил в союз с Ледрю-Роленом, писал возмутительные воззвания к русским и австрийцам, сдружился в Берлине с Гекзамером, Рейхенбахом, Вальдеком, Дестером и Якоби, в Саксонии с Шреком, Реккелем и литератором Виттигом (теперь политический эмигрант во Франции), демократизировал и возбуждал к восстанию в союзе с польскими эмигрантами Гельтманом и Крыжановским всю Саксонию, руководил дрезденским восстанием и дрезденскими поджогами, был арестован вместе с Гейбнером, приговорен к смертной казни и помилован к пожизненному заключению и вслед затем выдан Австрии, а ею России». Так сказано на стр. 69 книги «Anzeiger fur die politische Polizei Deutschlands auf die Zeit vom Januar 1848 bis zur Gegenwart. Ein Handbuch fur jeden deutschen Polizeibeamten. Herausgegeben von-г.». («Указатель для германской политической полиции за время с 1 января 1848 до настоящего времени. Руководство для всякого немецкого полицейского чиновника. Издал-р..). Эта книга вышла в 1854 году в Дрездене, и весьма вероятно, что автором ее был пресловутый полициант Штибер, известный по процессу Союза коммунистов 1852 года. На стр. 130 этой книги о Бакунине сказано, что «необычайно одаренный духовно и физически, он был тем более опасным противником монархии, что не отступал ни перед какими средствами для достижения своей цели — введения республики. Он руководил в особенности пражским и дрезденским восстаниями и по подавлении последнего, бежав в Хемниц, был на дороге взят в плен и заключен в Кенигштейн, откуда выдан Австрии». На стр. 149 говорится, что «Бакунин и Либельт вождями революции были избраны на случай успеха панславистского заговора 1848 года (?) в эмиссары последнего для Богемии, Польши и Венгрии». Насколько нельзя доверять «фактам», сообщаемым в этой полицейской книге, видно например из того, что там сказано на стр. 130 о Головине и Тургеневе (по-видимому А. И.) : «Головин и Тургенев, русские эмигранты, за политические и государственные преступления приговорены к тяжким наказаниям, в апреле 1848 жили вместе с Бакуниным в Берлине (!?) и состоят в сильнейшем подозрении участия в прусско-польском восстании и венской революции». Как мы знаем, такой слух появился в тогдашних немецких и чешских газетах.