Юрий Фельштинский - Крушение мировой революции. Брестский мир

В результате, Закавказский комиссариат официально уведомил Турцию о непризнании Закавказьем Брестского мира и предложил вести самостоятельные сепаратные переговоры [21]. По разным причинам Германия и Турция против этого не возражали. По Брестскому договору Германия не получала в Закавказье никаких территорий. При сепаратном договоре с Закавказьем она могла укрепить там свое политическое и экономическое влияние [22]. В приобретении территорий для Турции Германия заинтересована не была, а потому ее не слишком волновало, сумеет ли Турция отстоять территории, отошедшие к ней по Брестскому миру или нет. Турция, со своей стороны, безусловно надеялась воспользоваться слабостью еще до конца не оформившегося Закавказского государства, подчинить его своему влиянию и оговорить для себя аннексию территорий не меньших, чем те, которые уже отходили к ней по Брестскому миру [23].

7 марта, уже после подписания в Бресте мирного соглашения между Россией и Четверным союзом, Закавказская делегация выехала в Батум, а вечером 8 марта на вспомогательном крейсере Черноморского флота «Король Карл» за баснословную плату была доставлена в Трапезунд, где до 11 марта ждала, прямо на судне, турецкую делегацию, прибывшую из Константинополя [24]. 14 марта мирная конференция начала работу. Турецкая сторона отказалась признать «заявление Закавказской делегации о недействительности Брест-Литовского договора в части, касающейся Кавказа» и «выразила желание, чтобы Закавказье решилось объявить независимость и форму правления, прежде чем начатые переговоры примут окончательный характер и приведут к благоприятному результату». 21 марта Турция заявила также, что согласна признать независимость Закавказья лишь «после отказа от каких бы то ни было претензий [Закавказья ] на Батумский, Ардаганский и Карсский санджаки» [25]. Все попытки Закавказской делегации «сдвинуть турок с позиции Брест-Литовского договора были тщетны» [26].

Вопрос о провозглашении независимости Закавказья уже обсуждался какое-то время в Закавказском сейме. Причины, толкавшие Закавказье на отделение, изложил депутат Сейма Ониашвили, указавший, что объявить Закавказье неразрывной частью России значит быть вовлеченным в русскую гражданскую войну и «сделаться ареной иноземного нашествия, в данном случае нашествия турецкого». В то же время, провозгласить независимость — значит защищать себя собственными силами, которых, может быть, и нет. Брестский мир Ониашвили назвал «финалом», который «довершает позор и разложение большевистской России»: «не спрашивая совершенно закавказские народы», не считаясь с их волеизъявлением, Совнарком «самочинно заключил с Германией позорный мир и отдал Россию — Германии, а Закавказье — Турции» [27].

Тем не менее не все приветствовали идею отделения от России. Против, в частности, высказалось русское население Закавказья. В резолюции Временного бюро русского национального совета по этому поводу говорилось, что Временное бюро русского национального совета, не признавая Совет народных комиссаров правомочным заключать мир, не признает и условий мира, касающихся границ Закавказья, а потому не находит возможным отдавать Каре, Ардаган и Батум Турции. Бюро, однако, предлагало Закавказью не отделяться, а найти способ объединить свои силы «со всей революционной демократией России» и вместе вести борьбу против брестского диктата [28].

Сам Закавказский сейм шел на провозглашение независимости со смешанным чувством [29]. Ироничным казалось, что в независимости Закавказья оказывался заинтересован первейший враг — Турция [30]. Риск был и в том, что Закавказье могло при прямых переговорах с Турцией потерять больше, чем по Брестскому миру. 5 марта в Сейме по этому поводу от имени партии «Дашнакцутюн» выступил Врациан, как раз и указавший на то, что Турция после провозглашения независимости Закавказья может не отойти к границам 1914 года и не ограничиться уже полученными по Брестскому договору тремя округами.

10 марта, на последнем заседании сессии Закавказского сейма, посвященном вопросу о независимости, царило замешательство. «Заседание ничем не кончилось, — записал очевидец. — Все разошлись, ощущая большую неловкость» [31]. Закавказье оказалось в положении более трудном, чем Россия. Ленин по Брестскому миру в основном отдавал территории, которые все равно не смог бы удержать и контролировать, причем отдавал их под оккупацию германской армии — более цивилизованной, менее жестокой, чем турецкая. Закавказье могло капитулировать и потерять жизненно важные для страны районы. Но могло попробовать сопротивляться турецкому нашествию (и рисковало потерять еще больше территорий и разорить население тех областей, которые оказались бы под оккупацией турок или в районах военных действий).

Именно эти вопросы и обсуждались 11 марта в штабе Кавказского фронта на совещании военных и государственных деятелей, посвященном возможности продолжения войны с Турцией. Мнение военных сводилось к тому, что Закавказье сопротивляться не может. Так считал, в частности, полковник генерального штаба Шатилов, сообщавший, что у турок на Кавказском фронте сосредоточены три дивизии: 37-я, 42-я и 11-я. Шатилов не исключал, что «недели через три турки выйдут к Батуму или даже высадят десант западнее города, чтобы отрезать Батум от остального Закавказья». С занятием же Батума турки смогут действовать в направлении на Ардаган и угрожать Карсу, причем «если Закавказье отделится от России, может быть потерян Черноморский флот, и тогда будет не исключена блокада Батума» [32].

Пессимистично был настроен главнокомандующий войсками Кавказского фронта генерал-майор Лебединский. В рапорте председателю Закавказского комиссариата он доносил, что, получив 10 марта от турок телеграммы с предложением очистить Батумскую и Карсскую области и Ардаганский округ, он, намереваясь «противиться этому предложению вооруженной силой», прибыл в Батум, чтобы на месте оценить возможности для обороны, и выяснил, что город совершенно не готовится к турецкому нашествию и что на Приморском направлении никаких войск нет. «Вопрос обороны границы Закавказья от наступления турецких сил, — заключил Лебединский, — является совершенно безнадежным и, в связи с настроением народных масс в тылу» — отсутствием единства у закавказского населения — «может иметь самые печальные последствия» [33].

Однако социал-демократические деятели, в руках которых находилось руководство страны, подобно революционерам в России считали, что состояние дел в момент революции определяют далеко не только перевесом в военной силе. Закавказские меньшевики предлагали то же самое, что и меньшевики в России: встать на путь организации общенародной войны против захватчиков. Жордания считал, что необходимо «поднять народное движение», организовать народную милицию (без ограничения возраста), отозвать мирную делегацию, так как она «действует неблагоприятно на воображение населения»; Красную гвардию — отправить на фронт, Черноморский флот — купить, поскольку «флот будет служить тому, кто даст деньги». Через тот же Черноморский флот Жордания планировал закупить продовольствие для Закавказья, поскольку «матросы согласились за 400.000 руб. привезти из Севастополя 200.000 пудов зерна» [34].