Вячеслав Костиков - Роман с президентом

Журналист, писатель, политический деятель В. В. Костиков, автор таких произведений, как «Диссонанс Сирина», «Не будем проклинать изгнанье», «Дни лукавы» и др., написал книгу о своем пребывании на посту пресс-секретаря президента России. В центре повествования — Б. Н. Ельцин, его политические будни, какими они виделись автору, находившемуся в непосредственной близости к президенту в течении нескольких лет. Пресс-секретарь президента — один из самых осведомленных людей во власти. Но он же и своеобразный фильтр, который «удерживает» гораздо больше, чем «выпускает наружу» — таковы его обязанности. «Удержанное в себе» во время работы в Кремле легло в основу книги, в которой есть и портреты высокопоставленных особ, и размышления о главных политических событиях в нашей стране, и «кремлевские тайны», столь охотно обсуждаемые людьми…

Вячеслав Васильевич Костиков родился в 1940 году в Москве, окончил факультет журналистики Московского университета. Был политическим обозревателем агентства печати «Новости», много лет проработал в ЮНЕСКО. В мае 1992 года стал пресс-секретарем Б. Н. Ельцина. В 1995 году последовало назначение в Ватикан в качестве представителя России при Святом Престоле. В настоящее время — президент группы «Московский деловой мир».

С того дня, как к вечеру 7 ноября мне неожиданно позвонил президент и каким-то непривычным, отстраненным голосом, точно бы я вдруг стал чужим, сказал: «Вячеслав Васильевич, как бы вы посмотрели на то, чтобы поработать за границей?», прошло больше полугода, прежде чем я выехал в Италию. Тогда я ответил: «Борис Николаевич, вопрос достаточно сложный, чтобы его решать в два слова и по телефону…» — «Хорошо, я назначу вам время для встречи». На следующий день первый помощник президента В. В. Илюшин сказал, что встреча назначена на пятницу на 12. 00. Я решил, что это мой последний разговор с Борисом Николаевичем.

Однако прощание с президентом оказалось долгим и сложным. Думаю, не только для меня. На фотографии, которую президент подарил мне в день прощания, — простая, лапидарная, как и все, что выходит из-под руки Ельцина, надпись: «Вячеслав Васильевич, спасибо за все!» За этим коротким посвящением стоит многое. И это многое лежит и у меня на сердце и, думаю, на сердце у президента.

Уходить, с психологической точки зрения, было нелегко. После работы рядом с президентом любое передвижение, даже если оно обставлено как «повышение», воспринимается как форма наказания. Раньше «опалы» носили трагический характер; люди, даже самого крупного калибра, уходили в небытие. Сегодня, к счастью, положение изменилось. Политики, если они не дискредитировали себя злоупотреблениями, остаются в общественной жизни.

И тем не менее «перерезание пуповины» всегда болезненно. К большой политике, к лабиринтам кремлевских коридоров, к ощущению, что ты работаешь «на самом верху», привыкаешь, как к наркотику. И не раз и не два в голову приходила мысль поговорить с президентом, может быть, даже покаяться. Ельцин, чувствовавший себя среди своей команды чем-то вроде отца большого семейства, по-семейному даже любил, когда у него просили прощения, чаще всего по какому-нибудь пустяковому поводу за бюрократическую оплошность. Когда я только пришел в группу помощников, президента, многоопытный и хитроумный заведующий канцелярией Валерий Семенченко наставлял меня именно в этом ключе: попросить «у папы» прощения. Но для того чтобы просить прощения, нужно чувствовать хоть какую-то вину. Причина же моего ухода из Кремля (об этом будет рассказано позднее) заключалась не в проступке, а в поступке. За него, поскольку он носил политический характер, безусловно можно было отправить в отставку, но уж никак не оценивать в категориях мелкой погрешности. Унижаться самому и унижать президента не хотелось. Тем более что президент, будучи человеком проницательным, прекрасно знал истинную цену мелкому лукавству. Борис Николаевич сказал свое слово. Я в ответ сказал свое. Процедура отставки была запущена.

Через несколько дней состоялся разговор уже не по телефону, а с глазу на глаз в кабинете президента. О причине отставки президент не обмолвился ни словом. Я тем более. В сущности, говорили уже о прошлом. О том, что вместе пережито, особенно в октябре 1993 года. «У меня к вам нет никаких претензий. Я доволен вашей работой», — счел необходимым уточнить президент. Таким образом, формальная причина моего удаления не была сформулирована. В этом не было необходимости, поскольку и Борис Николаевич, и я знали, что послужило причиной, но в тот момент о ней решено было не говорить. Президент, правда, как-то обмолвился в присутствии тогдашнего министра иностранных дел А. В. Козырева, что мне полезно набраться дипломатического опыта. Но то была фраза для «внешнего круга».

Нужно сказать, что во время этой, как мне тогда казалось, последней встречи (потом были и другие) я был растроган почти до слез. Думалось о том, что я никогда, наверное, уже не увижу этого человека, с которым так неожиданно меня связала судьба. При всем том, что у меня были и горькие минуты общения с ним, о которых мне неприятно вспоминать, я, в сущности, привязался к нему. Три года, которые я провел вместе с президентом, были годами чрезвычайного напряжения сил и накала эмоций. Было чувство общей опасности. Это взламывает формальные барьеры отношений. К тому же я очень многим обязан этому человеку. Прежде всего тем, что получил представление о том, что такое масштаб государственной политики и масштаб личности. Жизни была придана, если можно так сказать, та высокая нота, которая делает существование исторически осмысленным. Опыт человека и писателя привел меня к довольно грустному заключению, что по-настоящему умных, глубоких и сильных людей не так уж и много. Талант, в том числе и политический, явление редкое. Поэтому поработать с таким человеком, как Ельцин, — это подарок судьбы.

Вспоминаю, как были удивлены мои друзья, когда узнали о моем назначении. Многие отговаривали: «Зачем тебе это? Был свободным человеком, писал на даче статьи, романы, прилично зарабатывал. А теперь стал чиновником». Я оправдывался, как мог. Говорил о том, что иду работать не из карьерных соображений, а по «демократическому убеждению». Друзья верили и не верили. «По крайней мере, напишешь потом книгу», — говорили они.

Конечно, мысль о книге присутствовала всегда. Писатель во мне родился раньше политика и, надеюсь, его переживет. Ко времени моего прихода в Кремль было уже опубликовано несколько романов.