Лев Гумилёв - Ритмы Евразии: Эпохи и цивилизации

И оказалось, что объединяла их только православная церковь – явление духовное. Митрополит Петр, его преемник митрополит Феогност, грек, но очень применившийся к русским условиям, и, наконец, митрополит Алексий, сын боярина, при помощи Сергия Радонежского, простого монаха, но тоже сына боярина, – вот они создали на Руси теократию и именно в ней – идеократию.

Л.А.: И это сыграло, возможно, решающую роль в формировании русского этноса, сохранившегося и в нынешнее время?

Л.Г.: Да, всех русских скрепляло православие как духовная ценность вплоть до XV века, когда объединение наступило (на северо-востоке оно уже оформилось и политически), и до XVIII века, когда была присоединена юго-западная Русь, находившаяся 400 лет под властью Польши.

Именно эта духовная ценность сохранила цельность российского этноса, не давая ему распасться на части. И более того, вовлекла в состав этой новой цельности огромное количество инородцев.

Л.А.: Почему?

Л.Г.: Потому что любой мордвин, зырянин, мерянин, татарин, приняв крещение, становился русским. Возьмите список русских фамилий у Баскакова Николая Александровича. Какие фамилии ордынского происхождения там увидите? – Кутузов, Суворов, Тютчев, Шереметев и так далее.

То есть мы видим, что здесь, на базе этнического синтеза, при взаимной комплиментарности...

Л.А.: Чего-то вроде чувства симпатии, расположености...

Л.Г.: ...Которое давала людям очень веротерпимая православная церковь, – удалось создать тот монолит, который мы называем великой Россией.

Д.Б.: Система эта, при которой церковь взяла в свои руки идеологическое руководство страной, продержалась сравнительно недолго. Но она позволила создать государство, утвердить принципы свободного единения, связала общество идеологически, скрепив его морально-этическими нормами христианства, оказалась очень устойчивой как против натиска мусульман с юга, так и против западной католической экспансии.

При этом, поскольку христианство не утверждало племенной исключительности русичей, система эта оказалась годной для создания на взаимотерпимых принципах многонационального государства – Великой России, или Великороссии. Но с ростом самодержавия и бюрократического аппарата эта идеальная, так сказать, форма русской государственности стала нарушаться, и произошло это задолго до Октября. Сила стала заменять убеждения – таковы «силовые» никоновские реформы, вызвавшие раскол и ослабление церкви. Грозный с его опричниной был гигантским непредусмотренным эксцессом власти. Петр I совершил непоправимое – разорвал нацию надвое, противопоставив дворянство народу. Он же установил на Руси рабство, ввел порку и продажу людей, увеличил налоги в 6,5 раза, а численность нации при нем сократилась на одну пятую! Я уж не говорю о том, что именно с его августейшего правления началась экологическая катастрофа плодородного слоя российских земель – вырубка лесов вкупе с введением отвального плуга вызвала быстрое обесструктуривание почвенного слоя в Центральной России и размывы его оврагами, и так далее. Негативные итоги правления Екатерины Великой: не были решены вопросы крестьянского землепользования и грамотной экологии, культурное противостояние классов только углублялось. В результате наступил общий кризис, закономерно приведший к революциям.

Резко оздоровили было ситуацию столыпинские реформы, а осуществление Декрета о земле 1918 года подняло наше сельское хозяйство к ведущему мировому уровню. Но вторичное закрепощение крестьянства – так называемая коллективизация 30-х годов – погубило не только исконную систему земледелия, но и саму землю окончательно.

Л.А.: Так что же, выходит, Дмитрий Михайлович, прогноз «золотой осени» для России, предусмотренный не только гумилевским учением, но и всем ходом исторического развития, летит вдребезги от столкновения с не решенным до сих пор вопросом о земле или... все-таки есть «или».

Д.Б.: Реально вот что нужно сделать, чтобы вырулить к «золотой осени». (Я коснусь только проблем экологического выживания России.) Надо уберечь оставшиеся воды, болота, леса, но этого мало. Нужно окружить лесными кордонами наши поля, как это сделал Докучаев в Каменной степи, засадить лесом гигантские обезлесенные территории русского Севера. Ликвидировать мелиорацию в ее современном виде и (без Минводхоза!) спустить все равнинные моря и разгородить Волгу. Закрыть атомные станции и химические предприятия, устроив гласный суд над виновниками погубления природы из всех ведомств. Это экологический минимум.

Тогда, надеюсь, со временем произойдет восстановление национальной культуры и народной нравственности в ее традиционных формах. Только тут без помощи церкви нам никак не обойтись. Церковь надо скорее освобождать от тех египетских гонений, политических и экономических, коим она подвергалась ранее. И школы должны быть другими, и учебники... – чтобы уцелеть, чтобы прийти к спокойной, сытой и культурной цивилизации, которую заслужил наш великий народ, необходимы огромные усилия и сознательная, национальная работа всего общества. И нужна любовь. Любовь к своему народу, к своей земле, к истине и справедливости. И необходимо при этом, ежели мы хотим сохранить наше государство в целости, иметь уважение к иным народам нашей многонациональной России и к их традиционному способу жизни.

Л.А.: Лев Николаевич, а нам, ныне живущим и еле успевающим не то что осмыслить, а хоть как-то фиксировать сознанием саму историю, которую, как фильм в рапиде, лихорадочно прокручивает вместе с нами небывалое время... Какой далекий прогноз вы предложите, надеяться на будущее – на новый пассионарный толчок, который вот-вот (вы как-то обмолвились) или уже происходит?

Л.Г.: У меня нет еще всех точных данных насчет нового толчка, пока некоторые предположения. А чтобы выжить всем, по крайней мере нужно дать жить и работать тем пассионариям, которые у нас еще сохранились.

Простите – вот я мог бы гораздо больше сделать, если бы меня не держали 14 лет в лагерях и 14 лет под запретом в печати. То есть 28 лет у меня вылетели на ветер! Кто это сделал? Это сделали не власти. Нет, власти к этому отношения не имели. Это сделали, что называется, научные коллеги. Так вот, этих, которые сидят в университетах, в институтах научных, в издательствах – вот их как-то надо подвести к тому, чтобы делали дело.

Мой умный отец основал «Цех поэтов». Цех – это ремесленная организация. Вот мы с Дмитрием Михайловичем, вы, Людмила Ивановна, – мы ремесленники. Мы делаем дело, каждый свое. И поэтому мы, упаси Боже, не интеллигенты, которые в свое время не доучились и «болеют за народ », как сформулировал Боборыкин это расхожее ныне слово в шестидесятых годах прошлого века, а ремесленники. А за народ болеть не стоит, да никто за него и не болеет.