Глеб Лебедев - Эпоха викингов в Северной Европе

«Эпохой викингов» в скандинавских странах (Швеции, Норвегии, Дании) называют период, охватывающий IX, X и первую половину XI столетий. Время воинственных и дерзких дружин отважных морских воинов-викингов, первых скандинавских королей-конунгов, древнейших дошедших до нас эпических песен и сказаний, эпоха викингов открывает начало письменной истории этих стран и народов.

Что же происходило в эту эпоху и что составляло её историческое, социально-экономическое содержание? Эти вопросы являются предметом острых дискуссий. Одни историки склонны видеть в походах викингов едва ли не государственные акции, подобные позднейшим крестовым походам; или, во всяком случае, военную экспансию феодальной знати. Но тогда остаётся загадочным её чуть ли не мгновенное прекращение, и как раз накануне западноевропейских крестовых походов на Восток, от которых немецкие, а за ними — датские и шведские рыцари перешли к крестоносной агрессии в Прибалтике. Следует заметить, что походы этих рыцарей и по форме, и по масштабам мало общего имеют с набегами викингов.

Другие исследователи видят в этих набегах продолжение «варварской» экспансии, сокрушившей Римскую империю. Однако становится необъяснимым трехсотлетний разрыв между Великим переселением народов, охватившим в V–VI вв. весь европейский континент, и эпохой викингов.

Прежде чем ответить на вопрос — что такое походы викингов, мы должны ясно представить себе скандинавское общество в IX–XI вв., уровень его развития, внутреннюю структуру, материальные и политические ресурсы.

Одни историки (главным образом скандинавские) считают, что ещё за три столетия до эпохи викингов, в V–VI вв. на Севере Европы сложилось мощное централизованное феодальное государство — «Держава Инглингов», легендарных конунгов, правивших всеми северными странами. Другие, напротив, полагают, что даже в XIV в. скандинавские государства лишь приблизились к общественным отношениям, характерным, скажем, для Франции VIII в., а в эпоху викингов ещё не вышли из первобытности. И для этой оценки есть некоторые основания: право средневековой Скандинавии сохранило много архаичных норм, ещё в XII–XIII вв. здесь действовали народные собрания — тинги, сохранялось вооружение всех свободных общинников — бондов, и вообще, по замечанию Энгельса, «норвежский крестьянин никогда не был крепостным» (4, с. 352). Так был ли феодализм в Скандинавии XII–XIII вв., не говоря уже о IX–XI вв.?

Специфика скандинавского феодализма признаётся большинством медиевистов; в советской науке она стала предметом глубокого анализа, которому посвящены многие главы коллективных трудов «История Швеции» (1974) и «История Норвегии» (1980). Однако собственной оценки эпохи викингов, безусловно переходной, марксистская наука ещё не выработала: как правило, освещение её оказывается достаточно противоречивым, даже в рамках единой коллективной монографии.

Между тем ещё сорок лет тому назад один из первых советских скандинавистов Е.А.Рыдзевская писала о необходимости противопоставить «романтическому» представлению о викингах глубокое изучение социально-экономических и политических отношений в Скандинавии IX–XI вв., основанное на марксистско-ленинской методологии [187, с. 14].

Сложность для историков заключается в том, что эпоха викингов в значительной части — эпоха бесписьменная. До нас дошли немногочисленные магические либо поминальные тексты, написанные древнегерманским «руническим письмом». Остальной фонд источников— либо зарубежный (западноевропейские, русские, византийские, арабские памятники), либо скандинавский, но записанный лишь в XII–XIII вв. (саги — сказания о временах викингов). Основной материал для изучения по эпохе викингов даёт археология, и, получая от археологов их выводы, медиевисты вынуждены, во-первых, ограничиваться рамками этих выводов, во-вторых, испытывать ограничения, наложенные методологией, на которой они основаны — естественно, в первую очередь позитивистской буржуазной методологией скандинавской археологической школы.

Археологи, прежде всего шведские, ещё с начала XX в. затратили значительные усилия на разработку так называемого «варяжского вопроса», который рассматривался в русле «норманской теории» образования Древнерусского государства (274; 365; 270). Согласно этой теории, основанной на тенденциозном толковании русских летописей, Киевская Русь была создана шведскими викингами, подчинившими восточнославянские племена и составившими господствующий класс древнерусского общества, во главе с князьями — Рюриковичами. На протяжении XVIII, XIX и XX вв. русско-скандинавские отношения IX–XI вв. были предметом острейшей дискуссии между «норманистами» и «антинорманистами», причём борьба этих научных лагерей, возникших первоначально как течения внутри буржуазной науки, после 1917 г. приобрела политическую окраску и антимарксистскую направленность, а в крайних своих проявлениях часто носила и откровенно антисоветский характер [233; 237].

Начиная с 1930-х годов советская историческая наука с марксистско-ленинских позиций исследовала «варяжский вопрос». Учёные СССР на основе обширного фонда источников раскрыли социально-экономические предпосылки, внутренние политические факторы и конкретный исторический ход процесса образования классового общества и государства у восточных славян. Киевская Русь — закономерный результат внутреннего развития восточнославянского общества. Этот фундаментальный вывод был дополнен убедительным доказательством несостоятельности теорий «норманского завоевания» или «норманской колонизации» Древней Руси, выдвигавшихся буржуазными норманистами в 1910-1950-х годах.

Таким образом были созданы объективные предпосылки для научного исследования русско-скандинавских отношений IX–XI вв. Однако результативность такого исследования зависит от изучения социально-экономических процессов и политической истории самой Скандинавии эпохи викингов. Эта тема длительное время не разрабатывалась в советской исторической науке. Основные обобщения фактического материала, создававшиеся на протяжении деятельности многих поколений учёных, принадлежат скандинавским археологам [299; 272; 324]. Этот «взгляд с Севера», безусловно ценен громадным объёмом точных данных, лежащих в его основе. Однако та методологическая основа, на которую опираются эти учёные, ведёт к описательности, поверхностности, а порой и к серьёзным противоречиям в характеристике общественного развития Скандинавии эпохи викингов.

Эти же недостатки присущи западноевропейским учёным-скандинавистам в работах, где основное внимание уделено внешней экспансии норманнов на Западе и сравнительным характеристикам экономики, культуры, социального строя, искусства скандинавов и народов Западной Европы [309; 413; 314]. При несомненной ценности этих сопоставлений, «взгляд с Запада» представляет общество викингов статичным, по существу, лишённым внутреннего развития (хотя и подарившим человечеству яркие образцы «варварского» искусства и культуры).