Елена Прудникова - Второе убийство Сталина

Да, большевикам на удивление легко удался их переворот. И то сказать, за восемь месяцев у власти либералы сумели довести страну до совершенно феноменального хаоса, в котором уже никто и ничем не управлял. Власть, как перезрелое яблоко, готова была упасть в первые подставленные ладони. И пока другие политические силы предавались дискуссиям, рефлексии и прочим интеллигентским изыскам, большевики, приложив, право же, совсем небольшие усилия по захвату почты, телеграфа и телефона, сорвали яблочко и представили его съезду Советов. Пролетарская революция, о необходимости которой так много говорили большевики, паче всякого чаяния совершилась! И съезд, триумф большевиков на котором стал еще более абсолютным после торжественного ухода с него меньшевиков, бундовцев и правых эсеров, заклеймивших события как «военный переворот» (покажите мне среди новой власти хоть одного военного!), радостно объявил о переходе власти в руки Советов.

Первые шаги были абсолютно логичны. В ту же ночь съезд Советов принял Декрет о мире, предложив воюющим странам заключить перемирие и начать переговоры. Еще одним декретом стал Декрет о земле, по которому навсегда отменялось право частной собственности на землю и она передавалась в общенародную собственность, а также национализировались недра, леса, воды. Осталась «мелочь» — реализовать эти сверхпопулистские декреты, для чего требовалось всего лишь удержать власть и навести в стране порядок. В первое никто не верил, а как совершить второе, никто не имел представления.

Едва получив власть, съезд тут же вручил ее большевикам, сформировав правительство, состоящее сплошь из них одних. Правительство новой власти должно было иметь и новое название — но какое? Как это решалось, вспоминает Троцкий:

«Летучее заседание в углу комнаты.

— Как назвать? — рассуждает вслух Ленин. — Только не министрами — гнусное, истрепанное название.

— Можно бы комиссарами, — предлагаю я… Нельзя ли "народные"?

— Совет народных комиссаров? — подхватывает Ленин. — Это превосходно: ужасно пахнет революцией!».

Председателем Совета Народных Комиссаров, первым в списке, шел Ленин, а последним по счету, пятнадцатым — наркомом по делам национальностей — Сталин. Правда, в этом составе Совнарком просуществовал совсем недолго, поскольку тут же снова начались притихшие было на неделю внутрипартийные разборки. Вскоре часть партийной верхушки во главе с теми же «вечными парламентариями» Зиновьевым и Каменевым потребовала включения в состав правительства представителей от меньшевиков и эсеров. Получив ту реакцию, какой и следовало ожидать — не для того «братьев-социалистов» скидывали, чтобы тут же приглашать обратно, — 17 ноября они, вместе с Рыковым и Милютиным, объявили о своем выходе из состава ЦК, и те же Рыков, Милютин и их сторонники Ногин, Теодорович, Шляпников, Рязанов, Юренев, Ларин вышли из Совнаркома. Взамен туда вошли четверо левых эсеров, справедливо потребовавших, чтобы их также допустили к власти, поскольку революцию они делали вместе с большевиками. Впрочем, все равно властные структуры создавались экспериментальным путем, поскольку большевики не имели никакого опыта управления чем бы то ни было — впрочем, ситуация была настолько уникальна, что едва ли чей-либо опыт им бы и пригодился. Они продвигались шаг за шагом, от одной насущной задачи к другой, и очень быстро трезвели и умнели, утрачивая теории и иллюзии. Уже в марте 1918 года Ленин заявил: «Да, мы увидим международную мировую революцию, но пока это очень хорошая сказка, очень красивая сказка… серьезному революционеру свойственно ли верить в сказки?»

Но несмотря на отсутствие опыта, большевики все-таки не собирались сдаваться. 29 ноября ЦК создал бюро для решения самых важных, не терпящих отлагательства вопросов — партия стала над властью. Тех, что вошли в это бюро, прозванное неофициально «четверкой», и следует считать первыми лицами в партии большевиков, а теперь и во всей стране. Их имена: Ленин, Свердлов, Троцкий, Сталин. Это к вопросу о роли Сталина в революции.

Но в Совнаркоме Сталину достался пятнадцатый по счету (и по значению) наркомат — по делам национальностей (правда, на него по партийной линии тут же навешали кучу других обязанностей). Признанный (и единственный!) теоретик партии по национальному вопросу, он был и единственной подходящей кандидатурой. Хотя, может быть, и не той, что виделась Ленину на этом посту, ибо целью создания этой структуры было, как позднее, уже в 1923 году, написал Ленин (несколько по другому поводу, но эта формула вполне подходит) — «защитить инородцев от истиннорусского держиморды». Сталин, с его явной любовью к русскому народу, не очень-то годился для такой «защиты», лучше было бы назначить в такой наркомат кого-нибудь порусофобистее — но кого? Русского? Были среди русских русофобы, Ильич из них первый, но не для того наркомат создавали, чтобы им командовал «держиморда» из коренной нации. Латыша или поляка? Это уж слишком вызывающе, поляков в России тысячу лет терпеть не могли. Еврея? Тут же скажут, что «жиды воду мутят», хотя в этом случае мутили воду совсем не «жиды». Кто в первую очередь требовал защиты от «держиморды». Если читатель еще сам не догадался, подскажу, какой комитет был создан первым номером. Польский, однако, и, чуть позднее, литовский. Лишь почти два месяца спустя, в январе, появились еще четыре комитета: мусульманский, еврейский и почему-то белорусский и армянский.

Итак, Сталин стал наркомнацем. О том, насколько важным и актуальным в сложившейся ситуации виделось ему порученное направление работы, говорит сама его деятельность на этом посту. В начале ноября ему откомандировали «опытного» аппаратчика Станислава Пестковского, уже успевшего поработать в ВРК, Наркоминделе и Наркомфине и почему-то нигде не прижившегося. Пестковский нашел «своего» комиссара.

«Товарищ Сталин, — спросил он. — Вы народный комиссар по делам национальностей?

— Я.

— А комиссариат у вас есть?

— Нет.

— Ну, так я вам сделаю комиссариат

— Что вам для этого нужно?

— Пока только мандат на предмет "оказывания содействия" [55] Цит. по: Карда шов В. Семанов С. Сталин. М, 1997. С. 100. ».

Сталин выдал ему мандат и снова исчез в лабиринтах Смольного, а Пестковский приступил к организации. Он нашел себе помощника, старого приятеля, вдвоем они поставили в одной из комнат столик, что означало учреждение (третий по счету стол в этой комнате), два стула, написали название на большом листе бумаги, затем создатель наркомата снова отправился за комиссаром.

«— Товарищ Сталин, идите смотреть ваш комиссариат.