Александр Грин - Искатель приключений

- Вы - художник или должны быть им, - сказал Аммон.

- Сейчас я покажу вам корову, - оживленно проговорил Доггер, здоровенный экземпляр и хорошей породы.

Они вышли на веселый просторный двор, где бродило множество домашней птицы: цветистые куры, огненные петухи, пестрые утки, неврастенические индейки, желтые, как одуванчики, цыплята и несколько пар фазанов. Огромная цепная собака лежала в зеленой будке, свесив язык. В загородке лоснились розовые бревна свиней; осел, хлопая ушами, добродушно косился на петуха, рывшего лапой навоз под самым его копытом; голубые и белые голуби стаями носились в воздухе; буколический вид этот выражал столько мирной животной радости, что Аммон улыбнулся. Доггер, с довольным видом осмотрев двор, сказал:

- Я очень люблю животных с уживчивой психологией. Тигры, удавы, змеи, хамелеоны и иные анархисты мне органически неприятны. Теперь посмотрим корову.

В хлеву, где было довольно светло от маленьких лучистых окон, Аммон увидел четырех гигантских коров. Доггер подошел к одной из них, цвета желтого мыла, с рогами полумесяцем; зверь дышал силой, салом и молоком; огромное, розовое с черными пятнами вымя висело почти до земли. Корова, как бы понимая, что ее рассматривают, повернула к людям тяжелую толстую морду и помахала хвостом.

Доггер, подбоченившись, что делало его мужиковатым, посмотрел на Аммона, корову и опять на Аммона, а затем кряжисто хлопнул ладонью по коровьей спине.

- Красавица! Я назвал ее - "Диана". Лучший экземпляр во всем округе.

- Да, внушительная, - подтвердил Аммон.

Доггер снял висевшее в ряду других ведро красной меди и стал засучивать рукава.

- Посмотрите, как я дою, Аммон. Попробуйте молоко.

Аммон, сдерживая улыбку, выразил в лице живейшее внимание. Доггер, присев на корточки, подставил под корову ведро и, умело вытягивая сосцы, пустил в звонкую медь сильно бьющие молочные струи. Очень скоро молоко поднялось в ведре пальца на два, пенясь от брызг. Серьезное лицо Доггера, материнское обращение его с коровой и процесс доения, производимый мужчиной, так рассмешили Аммона, что он, не удержавшись, расхохотался. Доггер, перестав доить, с изумлением посмотрел на него и наконец рассмеялся сам.

- Узнаю горожанина, - сказал он. - Вам не смешно, когда в болезненном забытьи люди прыгают друг перед другом, вскидывая ноги под музыку, но смешны здоровые, вытекающие из самой природы занятия.

- Извините, - сказал Аммон, - я вообразил себя на вашем месте и... И никогда не прощу себе этого.

- Пустое, - спокойно возразил Доггер, - это нервы. Попробуйте.

Он принес из глубины хлева фаянсовую кружку и налил Аммону густого, почти горячего молока.

- О, - сказал, выпив, Аммон, - ваша корова не осрамилась. Положительно, я завидую вам. Вы нашли простую мудрость жизни.

- Да, - кивнул Доггер.

- Вы очень счастливы?

- Да, - кивнул Доггер.

- Я не могу ошибиться?

- Нет.

Доггер неторопливо взял от Аммона пустую кружку и неторопливо отнес ее на прежнее место.

- Смешно, - сказал он, возвращаясь, - смешно хвастаться, но я действительно живу в светлом покое.

Аммон протянул ему руку.

- От всего сердца приветствую вас, - произнес он медленно, чтобы дольше задержать руку Доггера. Но Доггер, открыто улыбаясь, ровно жал его руку, без тени нетерпения, даже охотно.

- Теперь мы пойдем завтракать, - сказал Доггер, выходя из хлева. Остальное, если это вам интересно, мы успеем посмотреть вечером: луг, огород, оранжерею и парники.

Той же дорогой они вернулись в дом. По пути Доггер сказал:

- Много теряют те, кто ищет в природе болезни и уродства, а не красоты и здоровья.

Фраза эта была как нельзя более уместна среди шиповника и жасмина, по благоухающим аллеям которых шел, искоса наблюдая Доггера, Аммон Кут.

V

ДРАКОН И ЗАНОЗА

Аммон Кут редко испытывал такую свежесть и чистоту простой жизни, с какой столкнула его судьба в имении Доггера. Остаток подозрительности держался в нем до конца завтрака, но приветливое обращение Доггеров, естественная простота их движений, улыбок, взглядов обвеяли Кута подкупающим ароматом счастья. Обильный завтрак состоял из масла, молока, сыра, ветчины и яиц. Прислуга, вносившая и убиравшая кушанья, тоже понравилась Аммону; это была степенная женщина, здоровая, как все в доме.

Аммон по просьбе Эльмы рассказал кое-что из своих путешествий, а затем, из чувства внутреннего противодействия, свойственного кровному горожанину в деревне, где он сознает себя немного чужим, стал говорить о новинках сезона.

- Новая оперетка Растрелли - "Розовый гном" - хуже, чем прошлая его вещь. Растрелли повторяет себя. Но концерты Седира очаровательны. Его скрипка могущественна, и я думаю, что такой скрипач, как Седир, мог бы управлять с помощью своего смычка целым королевством.

- Я не люблю музыки, - сказал Доггер, разбивая яйцо. - Позвольте предложить вам козьего сыру.

Аммон поклонился.

- А вы, сударыня? - сказал он.

- Вкусы мои и мужа совпадают, - ответила, слегка покраснев, Эльма. - Я тоже не люблю музыки: я равнодушна к ней.

Аммон не сразу нашелся, что сказать на это, так как поверил. Этим уравновешенным, спокойным людям не было никаких причин рисоваться. Но Аммон начинал чувствовать себя - слегка похоже - сидящим в вегетарианской столовой.

- Да, здесь спорить немыслимо, - сказал он. - На весенней выставке меня пленила небольшая картина Алара "Дракон, занозивший лапу". Заноза и усилия, которые делает дракон, валяясь на спине, как собака, чтобы удалить из раненого места кусок щепки, - действуют убедительно. Невозможно, смотря на эту картину из быта драконов, сомневаться в их существовании. Однако мой приятель нашел, что если бы даже дракон этот пил молоко и облизывался...

- Я не люблю искусства, - кратко заметил Доггер.

Эльма посмотрела на него, затем на Аммона и улыбнулась.

- Вот и все, - сказала она. - Когда вы были последний раз в тропиках?

- Нет, я хочу объяснить, - мягко перебил Доггер. - Искусство - большое зло; я говорю про искусство, разумеется, настоящее. Тема искусства красота, но ничто не причиняет столько страданий, как красота. Представьте себе совершеннейшее произведение искусства. В нем таится жестокости более, чем вынес бы человек.

- Но и в жизни есть красота, - возразил Аммон.

- Красота искусства больнее красоты жизни.

- Что же тогда?

- Я чувствую отвращение к искусству. У меня душа - как это говорится мещанина. В политике я стою за порядок, в любви - за постоянство, в обществе - за незаметный полезный труд. А вообще в личной жизни - за трудолюбие, честность, долг, спокойствие и умеренное самолюбие.

- Мне нечего возразить вам, - осторожно сказал Аммон. Убежденный тон Доггера окончательно доказал ему, что Тонар прав. Доггер являл собой редкий экземпляр человека, создавшего особый мир несокрушимой нормальности.