Антон Керсновский - Философия войны в одноименном сборнике

кругозор севастопольского артиллерии поручика. Он видел кучи мокрой земли и пирамидки

ядер на Четвертом бастионе, ощущал холодную слякоть ложементов, слышал визг

68

Электронное издание

www.rp-net.ru

неприятельских брандскугелей и заунывные возгласы махального: «пушка!», «маркела» —

все мелочи, с таким мастерством описанные в «Севастопольских рассказах». Будучи — в

чисто военном смысле — заурядным обер-офицером, он видел отдельные деревья, но не мог

охватить всего леса, видел отдельные эпизоды великой севастопольской драмы, но не мог

уяснить всего ее хода. Лишенный интуиции, он чувствовал присутствие зримого и

ощутимого батарейного командира, но не мог чувствовать незримой воли на этих бастионах

сутулого «Павла Степаныча». Вот с этим кругозором он и приступил пятнадцать лет спустя к

изображению Наполеона и Кутузова. Для уяснения «Войны и Мира» надо сначала прочесть

и перечесть «Севастопольские рассказы».

Концепция «главнокомандующего, руководящего операциями за сотни верст из

своего кабинета» — концепция рационалистическая. Она считается со средствами связи, но

совершенно упускает из виду свойства человеческой природы, в первую очередь свойства

ближайших сотрудников главнокомандующего — командующих армиями. Отдавая из своего

кабинета за сотни верст директивы далеким армиям, Мольтке-младший созерцал в Кобленце

закат солнца на Рейне, в то время как «план Шлиффена» терпел крушение на Самборе, а две

недели спустя меланхолически прогуливался по террасам Люксембургского дворца в то

время, как его армии на далекой Марне переживали самую большую драму германского

оружия. Его директивы, запаздывая в общем на два дня от истинного положения, обратились

в мертвую букву. С ними мало-помалу перестали считаться. Командовавшие армиями

забыли, что у них где-то в далеком тылу есть главнокомандующий — и, подойдя к Марне,

сражались каждый на свой счет.

Совершенно иначе посмотрел на свою должность Жоффр. Он отдал себе отчет в том,

что донесения и радиограммы дают лишь бледное и неясное представление о ходе дел на

местах, оценил как следует значение «хозяйского глаза».

В решительные дни последней августовской недели 1914 года Жоффр предпринял

объезд своих командовавших армиями, знакомясь на месте с обстановкой и состоянием духа

ближайших своих помощников. Он овладел положением и крепко взял в руки начавший

было давать перебои механизм. В момент решительного единоборства на Марне все

французские армии были пронизаны единой волей своего главнокомандовавшего.

Концепция двух Мольтке — система управления армиями путем отдачи «директив»

из глубокого тыла — соответствует условиям XIX века, тогдашним средствам связи —

железной дороге и телеграфу.

Система Жоффра — личный контакт с главными исполнителями, «хозяйский глаз»,

пресекающий разнобой, — это система XX века с его совершенно новыми техническими

возможностями — автомобилем, самолетом и телефоном.

69

Электронное издание

www.rp-net.ru

Пагубная система «директив» способствует стратегической инициативе — то есть

анархии. Наоборот, вождение армии «на коротком поводу» — путем отдачи ясных, точных и

чеканных приказаний — дает возможность главнокомандующему в любую минуту

чувствовать пульс операций и владеть положением.

В битве на Марне полководчество XIX века с его порождающими анархию

директивами было побеждено полководчеством XX столетия —полководчеством «на

коротком поводу».

Румянцов со своим «стой, ребята!» в критическую минуту более жизнен и более

современен, чем Мольтке в тиши своего удаленного на сотни верст от поля сражения

кабинета.

***

Идеальный тип полководца — это, конечно, монарх, с верховной властью

сочетающий полководческие дарования. Примеры Петра Великого, Наполеона, Густава

Адольфа и Фридриха II показывают нам как огромную выгоду подобного сочетания, так и

чрезвычайную его редкость.

Коль скоро монарх не является военным гением или просто талантом — его долг

предоставить всю полноту власти облеченному его доверием главнокомандующему.

Вмешательство монарха в ведение операций связывает руки главнокомандующему и умаляет

его авторитет, рискуя при таких обстоятельствах пагубно отразиться на ходе кампании. Мы

можем видеть это на примере Александра I, стеснившего Кутузова в аустерлицкую

кампанию 1805 г., и Николая I, сведшего на нет Витгенштейна в Болгарии в 1828 г. Оба эти

государя, впрочем, сами сознали вред подобного рода вмешательства. Бенигсен в 1807 г.,

Дибич в Забалканском походе 1829 г. действовали уже совершенно самостоятельно.

Однако, передав необходимую полноту власти главнокомандующему, монарх обязан

лично вмешиваться в его распоряжения всякий раз, как высшие интересы государства —

интересы Политики — того требуют. Политика никогда не должна терять контроля над

Стратегией.

Решение Императора Александра I на совете в Сомпюи идти на Париж — вопреки

Шварценбергу и союзным кабинетам — блестяще закончило в шесть дней рисковавший

иначе затянуться на долгие месяцы поход 1814 года. Александр II личным своим

вмешательством после Третьей Плевны воспрепятствовал отступлению за Дунай и настоял

на продолжении кампании. Наконец, Император Николай видя летом года

II, 1915

неизбежную катастрофу и полную растерянность Ставки, лично стал во главе

Действовавшей Армии.

70

Электронное издание

www.rp-net.ru

Условия ведения войны в XX столетии: миллионные армии и напряжение всего

государственного организма, — заставляют монарха возглавлять вооруженные силы страны

лишь в критическую минуту — и только на очень короткое время. В русских условиях — не

свыше двух-трех месяцев. Венценосец должен считать свое пребывание на посту Верховного

лишь временным и притом — кратковременным. У него есть другие дела — значительно

более важные, чем возглавление Действующей Армии. Кроме того, опыт 1917 г. трагически

доказал необходимость для монарха находиться все время в столице — у рычага

правительственной власти. Нельзя делать хорошо два дела одновременно.

Глава XVI. О Штабе

Необходимый и ценный помощник полководца — Генеральный Штаб — совершенно

неправильно именуют в просторечии «мозгом армии».

Армия имеет один мозг — и этот мозг — ее главнокомандующий. Генеральный Штаб

по своей природе коллектив, а мозговой аппарат всякого нормального организма —

человеческого, войскового, государственного — по своей природе может быть лишь