Елена Прудникова - Ленин – Сталин. Технология невозможного

... И все же до самого конца оставался крохотный шанс избежать столкновения. В предыдущих кампаниях Гитлер не раз и не два отменял уже назначенное выступление.

21 июня наркоминдел Молотов виделся с послом Германии в СССР Шуленбургом. Формально – чтобы обсудить вопрос о нарушениях границы германскими самолетами, фактически – попытаться выяснить хоть что-нибудь относительно начала войны.

Из отчета о беседе наркома иностранных дел Молотова с послом Германии в СССР Шуленбургом. 21 июня 1941 г.

«... Затем тов. Молотов говорит Шуленбургу, что хотел бы спросить его об общей обстановке в советско-германских отношениях. Тов. Молотов спрашивает Шуленбурга, в чем дело, что за последнее время произошел отъезд из Москвы нескольких сотрудников германского посольства и их жен, усиленно распространяются в острой форме слухи о близкой войне между СССР и Германией, что миролюбивое сообщение ТАСС от 13 июня в Германии опубликовано не было, в чем заключается недовольство Германии в отношении СССР, если таковое имеется? Тов. Молотов спрашивает Шуленбурга, не может ли он дать объяснения этим явлениям.

Шуленбург отвечает, что все эти вопросы имеют основание, но он на них не в состоянии ответить, так как Берлин его совершенно не информирует... О слухах ему, Шуленбургу, известно, но им также не может дать никакого объяснения».

Однако еще накануне было получено донесение заместителя наркома иностранных дел Богдана Кобулова. Выглядит оно несколько странно – но это обычная практика того времени. Чтобы не информировать посторонних людей, подобные документы на машинку отдавали без указания фамилий, которые потом вписывались от руки. Судя по содержанию, речь, скорее всего, идет о том же Шуленбурге или о ком-то из его заместителей.

Из записки Б. 3. Кобулова. 20 июня 1941 г.

«16 июня с. г.________ в Москве _________ в беседе заявил следующее:

«Я лично очень пессимистически настроен и, хотя ничего конкретного не знаю, думаю, что Гитлер затевает войну с Россией. В конце апреля месяца я виделся лично с _________ и совершенно открыто сказал ему, что его планы о войне с СССР – сплошное безумие, что сейчас не время думать о войне с СССР. Верьте мне, что я из-за этой откровенности впал у него в немилость и рискую сейчас своей карьерой и, может быть, я буду скоро в концлагере. Я не только устно высказал свое мнение _________, но и письменно доложил ему обо всем. Зная хорошо Россию, я сказал ________________, что нельзя концентрировать войска у границ Советского Союза, когда я ручаюсь, что СССР не хочет войны.... Меня не послушали, и теперь я абсолютно не в курсе дел. Меня осаждают все мои коллеги -____,_______,_______ с расспросами, что происходит в Берлине, и я никому не могу дать ответа. Я послал _________ (________) специально в Берлин, чтобы он выяснил положение и, кроме того, выяснил, как поступить нам всем здесь в посольстве в случае войны. Мое положение ведь тоже не совсем хорошее, когда вся злоба вашего народа может обратиться против меня. Может быть, через неделю меня уже не будет в живых... Я не могу себе представить так же, как и ________(______), ______(________) и все мои подчиненные того момента, когда начнется война. Мы все не хотим этого»».

Впрочем, и без того ясно, что Гитлер собрался воевать с СССР – но КОГДА?!

... Вечером 21 июня все уже было ясно. Фактически именно этот день стал для советского правительства первым днем войны. По крайней мере, именно этой датой отмечены решения о преобразовании округов во фронты и первые военные назначения. Когда они были оформлены – это уже не суть. Директива № 1 с новым отсчетом времени тоже была принята 21 июня.

Тем вечером у Сталина в Кремле собралось совещание – точнее, несколько совещаний. По журналу посетителей легко определить их темы. Итак, в 18.27 к Сталину пришел Молотов. Затем, в 19.05, подошли остальные – Берия, Вознесенский, Маленков, нарком обороны Тимошенко, Кузнецов (вероятно, нарком ВМФ), начальник мобилизационно-пла- нового отдела Комитета обороны при Совнаркоме Сафонов и военно- морской атташе в Германии Воронцов (военный атташе Тупиков и посол Деканозов находились в Берлине).

В 20.15 ушли Вознесенский и Сафонов – стало быть, экономическая часть совещания закончилась и можно было приступать к работе по мобилизации промышленности. Тогда же удалились Тимошенко и Кузнецов – впрочем, первый через полчаса вернулся вместе с начальником Генштаба Жуковым. Одновременно пришли Буденный и Мехлис. Началась вторая, военная часть совещания. Военные округа были преобразованы во фронты, Буденный назначен командующим армиями второй линии, Мехлис получил должность начальника политуправления РККА [44] Функции политработника в Красной Армии гораздо шире, чем просто агитация и пропаганда. Фактически это был помощник командира, а при необходимости второй, «запасной» командир. В книге А. Бека «Волоколамское шоссе» есть такой момент: когда главного героя, Момыш-Улы, во время боевых действий собираются снимать с должности командира батальона, он передает батальон не строевому офицеру, а инструктору политпропаганды. Кстати, одной из обязанностей политработника было поднимать в атаку бойцов. (Наши реконструкторы с сайта «Анатомия армии», тщательно изучив знаменитое фото под названием «Комбат», выяснили, что на самом деле, согласно знакам различия, там изображен комиссар.) Эту свою обязанность он делил с особистом, и лишь совершенно запредельные потери среди личного состава особых отделов заставили руководство НКВД снять с них эту обязанность. Что касается Мех- лиса, то он стал начальником Политуправления Красной Армии в 1937 году, когда была снова введена должность комиссаров, покинул его в 1940 году, став наркомом государственного контроля и был возвращен на этот пост 21 июня. , Жукову поручили общее руководство Юго-Западным и Южным фронтами. Все четверо и Маленков, курировавший армию, покинули сталинский кабинет в 22.20. Куда они отправились – догадаться нетрудно. Естественно, в наркомат обороны, ждать сообщений с западной границы.

Трое остались в сталинском кабинете – слушать четвертого, который, по-видимому, еще раз до самых мелочей рассказал все, что смог увидеть и разузнать в Берлине. Что они делали потом? В одиннадцать часов кабинет опустел. Молотов вроде бы вспоминает, что они разошлись, и его снова вызвали в Кремль около двух часов. Однако его рассказ о той ночи вообще не согласуется с записями – сталинский соратник то ли забыл ее хронику, то ли подредактировал, чтобы не упоминать строго табуиро- ванного в советской верхушке имени третьего человека. Последнее вернее – трудно поверить, что такое можно забыть.

А вот чего Сталин не мог сделать – так это, как «вспоминает» маршал Жуков, лечь спать. Подумайте сами – кто в таких обстоятельствах сможет уснуть? Да и час ночи для него время не позднее, самый разгар работы. Логично предположить, что те, кто до конца оставался в кабинете, отправились к Сталину на квартиру, находившуюся тут же, в Кремле, – обедать. Возможно, там к ним присоединился кто-нибудь еще – тот же Маленков например, если он успел закончить свои дела, может быть Мехлис, который был еще большим полуночником, чем Сталин. Это уже область чистых предположений. Но, вне всякого сомнения, им мгновенно докладывали все новости.