Александр Быков - Эпоха Куликовской битвы

— Помогите! Спасите! Эти пираты преследуют нас от самого Азака! Этот корабль принадлежит его милости верховному епископу всея Руси и Татарии Пимену! Помогите нам спокойно проследовать мимо, иначе у вас будут крупные неприятности!

— Этот корабль принадлежит мне! А ваш верховный епископ должен мне десять тысяч дукатов! — взревел в ответ сеньор Луиджи.

При этом ни на одном из кораблей гребцы не сбавили темп.

— Ничего! Сейчас мы всех вас пришвартуем, а там уж разберемся, кто кому должен! — донеслось с патрульной галеры, настигшей уже оба грузовых корабля. И на борт обоих идущих рядом судов полетели абордажные кошки.

— Фы не имеете пфава! Я фас пфокляну! Ана-афема да буде-ет! — вопил, срываясь на визг, и брызгая кровью изо рта седобородый старец, пока стражники волокли его по улицам Кафы к цитадели. — Отпуфтите! Я никакой не епифкоп! Я в первый раз фижу этого феловека!

— Ах в первый раз видишь?! Да я тебе пасть порву, негодяй! — снова вскипел сеньор Луиджи ди Геццо. Кулак его сильно саднил, однако душу негоцианта радовало то, что в общей свалке, произошедшей, когда генуэзские солдаты ворвались на их корабли, он сумел добраться до гладкого и благообразного лица «сеньора Пимено». — Ты ходишь в моем халате и ешь на мои деньги! Так имей совесть сознаться в этом, мошенник!

— Не волнуйтесь понапрасну, сеньор Луиджи, — доброжелательно одернул его один из стражников. — Мастер Гвидо выслушает обе стороны и разберется, кто кому должен.

Мастер Гвидо разобрался. Его племянник, торговавший в то время в Галате, тоже давал полторы тысячи флоринов в долг будущему архиепископу всех Татарских и Литовских земель Пимену.

— Приставы осмотрели и оценили все то имущество, что было конфисковано на вашем корабле. Вместе с кораблем они оценили его в двенадцать тысяч семьсот флоринов.

— Но это федь гораздо больфе, чем тот долг, в невыплате которого обфиняет меня этот Луиджи! — радостно всплеснул руками Пимен.

— Стало быть, вы признаете, что этот долг имеет место? — с иезуитской улыбкой уточнил кафинский консул, мастер Гвидо.

— Так заберите тогда то, что фам причитается, а остальное отдайте мне! Я должен сфочно отплыть в Цареград!

— Но это будет несправедливо, сеньор Пимено, — консул снова гнусно улыбнулся. — Судя по утверждениям истца, сеньора Луиджи ди Геццо, общий ваш долг гражданам Генуи составляет не менее сорока тысяч дукатов. И это не считая процентов. А проценты, под которые вы взяли эту сумму…

— Помилуй! Какие пфоценты?!

— Проценты за восемь лет…

— Фемь с половиной!

— Почти восемь, сударь… Итак, они составляют… — Сеньор Гвидо углубился было в расчеты, но тут Пимен, вырвавшись из рук держащих его стражников, бухнулся перед консулом на колени.

— Во имя хрифтианского милофердия!.. Я фсе отдам. Я напишу бумаги… Доход за дефять лет с трех, нет, с четырех приходов!.. Отпуфти меня, сеньор Гвидо, и я сделаю тебя или любого тфоего родственника епифкопом Ростофским… Нифегородским…

Гвидо, глянув сверху вниз на трясущегося старца, дернул плечами и отвернулся.

— Ладно. Бросьте его пока в башню папы Климента. Пусть пару денечков подумает и поточнее сформулирует все свои предложения по выплате долга. Да. Не забудьте дать ему перо и бумагу. А я пока пойду разошлю письма, чтобы известить остальных его кредиторов.

Пимен действительно придумал, как рассчитаться с кредиторами. Дело в том, что, на свою беду, в Кафу в это же время приехал Феодор Симоновский, которого Дмитрий Донской отправил в Константинополь вслед за Пименом, с обвинениями против этого авантюриста. Видимо, князь снабдил Феодора немалой суммой денег на дорогу. По указке Пимена Феодор был схвачен и ограблен генуэзцами. После чего кредиторы выпустили Пимена на свободу, а Феодора Симоновского оставили у себя в темнице.

Пимен отплыл в Константинополь, и тут в Кафу приехал митрополит Киприан, который тоже ехал в Царьград для того, чтобы окончательно решить вопрос с Пименом. Видимо, у Киприана, в отличие от Пимена и Феодора, были в Кафе какие-то связи. Только этим можно объяснить то, что он не только не попал в кафинские застенки, но и вызволил оттуда Феодора Симоновского.

Сразу по приезду в Константинополь явиться в патриархию Пимен не решился. Поэтому Киприан и вырученный им из кафинской темницы Феодор успели прибыть в столицу и подать на Пимена жалобу. Судя по дальнейшему поведению Пимена, пережитые потрясения сказались на его рассудке. Он трижды отказался явиться в суд, убегал от церковников, которые его на суд звали, и они вынуждены были выслеживать его «словно же некие ловцы». В конце концов Пимен был осужден заочно и отлучен от церкви. Умер он, видимо, от лихорадки 11 сентября 1389 года в Халкидоне. «И привезли тело его, положили вне Царяграда, на берегу моря, напротив Галаты, в церкви Предтечи». Так закончились приключения злосчастного митрополита Пимена.

1 октября 1389 года Киприан со спутниками выехал из Царьграда на Русь.

В этом же 1389 году, после победы турок на Косовом поле, окончательное завоевание ими Балканского полуострова было предрешено. Побежденные сербы стали данниками султана Баязида.

Султан решил посеять новые раздоры в императорской семье и опять, как десять лет назад, поддержал притязания на престол сына Андроника IV Иоанна. При помощи султана 14 апреля 1390 года Иоанн неожиданно захватил Константинополь и сел на трон своего деда. Ему оказали помощь также генуэзцы и сильная партия его приверженцев в самой столице. Но правление узурпатора оказалось кратковременным: второй сын Андроника — Мануил, собрав войска, подступил к Константинополю и в сентябре того же года возвратил трон себе и своему престарелому отцу. Эти события вызвали недовольство султана. По его приказанию Мануил должен был явиться к турецкому двору и принять участие в войнах турок в Малой Азии.

16 февраля 1391 года умер Иоанн V, и Мануил II Палеолог (1391–1425) унаследовал престол. Это был император, полностью зависимый от турок.

19 мая 1389 года, спустя месяц после бегства из Москвы Пимена, в возрасте 40 лет умер князь Дмитрий Иванович Донской. 15 августа 1389 года великим князем Владимирским, согласно завещанию Дмитрия Ивановича, стал 17-летний Василий Дмитриевич см. Приложение 10 — Завещание Дмитрия Донского). Его права не для всех были бесспорны. Владимир Андреевич предъявил свои претензии на великокняжеский стол. Однако именно Василия признала Орда — на вокняжении присутствовал «царев посол» Шихмат Шейх-Ахмед). Разобиженный Владимир Андреевич «поехал с сыном своим князем Иваном и с боярами старейшими в свои град Серпухов и оттуда в Торжок, и там пребыл некоторое время в Теребнеском, донде же умиришася». Конфликт с Владимиром Андреевичем Хоробрым уладил Сергий Радонежский, уговоривший Владимира Андреевича не начинать междоусобной войны. «Зимой той же по крещению смирился князь великий Василий с князем Владимиром Андреевичем и дал ему к его отчине Волок и Ржеву».