Михаил Пселл - Хронография

CCII.Потеряв всякую надежду на жизнь, как только что принесенная жертва, Константин лежал в предсмертных муках; в думах о власти он обошёл Феодору и, скрывая от нее свои намерения, в тайне подыскивал себе другого преемника. Однако утаить эти замыслы было нельзя, Феодоре доложили о его планах, и она без промедления вместе с первыми людьми из свиты села на царский корабль и, словно бежав от бури, приплыла в царский дворец [125]. Там она заручилась поддержкой всей царской стражи, ибо пурпурные пеленки [126], кротость души и пережитые муки служили для людей неотразимыми доводами в ее пользу. Известие о ее прибытии огорчило царя и еще больше увеличило его страдания. Не в силах ни справиться с болезнью, ни придумать что-нибудь разумное, он тут же погрузился в полузабытье, закрыл глаза, и мысли его где-то блуждали, а язык заплетался. Затем он ненадолго пришел в себя, осознал, в каком тяжелом состоянии находится, и в горести испустил дух.

CCIII.Так окончил жизнь император Константин Мономах. Процарствовав двенадцать лет, он заслужил добрую славу прежде всего управлением гражданскими делами, в то же время и нравом своим он подал пример тем, кто стремится к достойной жизни. Если закрыть глаза на невоздержанность Константина, его можно было бы назвать самым человеколюбивым из всех людей; поэтому и рассказ о нем, изменяясь и преобразуясь вместе с героем, кажется таким противоречивым. Тем не менее составлен он по законам правды, а не риторики и как бы уподобляется и сопереживает царю [127].

I.После смерти Мономаха царство перешло к дочери Константина Феодоре, при этом все ожидали, что она вручит власть какому-нибудь благородному и способному повелевать мужу, однако вопреки всем мнениям и предположениям Феодора взяла самодержавное правление над ромеями в свои руки. Она была убеждена, что нет существа забывчивей человека, воцарившегося с чужой помощью, что самую черную неблагодарность проявляют обычно к своим благодетелям, и, зная об этом на собственном опыте, опыте прежнего императора и на примере сестры, она никого не хотела возводить на царский престол, а всем распоряжалась сама и взяла на себя безраздельную полноту власти. Укрепляли же ее в этом решении слуги и домашние, все люди опытные в царских делах, знатоки государственного управления [1].

II.Поэтому царица открыто правила государством, держала себя с мужской независимостью и не видела нужды ни в каких завесах. Она сама назначала чиновников, с высоты трона произносила твердым голосом повеления, высказывала мнения и рассуждала тяжбы, выносила приговоры, иногда по наитию, иногда заготовленные письменно, иногда пространные, иногда краткие.

III.Она пренебрегла ромейским обычаем при смене властителей жаловать новые титулы гражданским лицам и воинскому сословию и при этом убедила народ в том, что никакого закона не нарушает, внушив всем, что не впервые сейчас берет власть над ромеями и наследует державу, что получила ее от отца много раньше, но по причинам, от нее не зависящим, была отстранена от правления и ныне лишь возвращает себе свое достояние [2]. Ее объяснения показались убедительными, и поднявшийся было ропот сразу же утих.

IV.Всем казалось негоже, что власть над Ромейской державой ушла из крепких мужских рук, а если такого и не думали, то, по крайней мере, казалось, что думают. Если же на это не обращать внимания, то можно сказать, что царствование Феодоры было славным и величественным, никто не посмел в то время ни покуситься на власть, ни презреть исходящие от царицы повеления и приказы; времена года несли людям изобилие, урожаи были богаты, ни один народ не грабил наших земель исподтишка, и ни один не объявлял ромеям войны открыто, ни одна часть общества не выказывала недовольства, и во всем соблюдалось равновесие.

V.Народ судил ей многие лета и необыкновенно долгую жизнь; она же при высоком своем росте почти вовсе не сгорбилась, и, если надо было заниматься делами или вести продолжительные разговоры, никаких затруднений не испытывала; иногда она готовилась к этому загодя, иногда говорила по наитию, и ее красноречие помогало ей толково разобрать дело.

VI.Тем не менее нельзя было обойтись без какого-нибудь дельного мужа, опытного в государственных делах, искушенного в составлении царских грамот. Никому из своего окружения такой роли Феодора не доверяла, ибо знала, как быстро меняется характер человека, когда он становится предметом зависти своих товарищей; выискивая же самого достойного из совета, она ошиблась в расчетах и поручила управление не тому, кого издавна отличали бы ученость и красноречие, но человеку, снискавшему великое уважение разве что способностью молчать и потуплять взор, негодному ни для переговоров, ни для других обязанностей государственного мужа. Такому человеку доверила она важнейшие дела. Обычно цари предпочитают скорее людей торжественно-важных, пусть и менее ловких, нежели нрава гражданского, пусть весьма речистых и образованных. Впрочем, слог этого человека был не так уж плох и рука владела им лучше языка, и хотя ни там, ни здесь особой ловкостью он не отличался, рукой действовал лучше и благодаря ей только и был мудр. Если же он и устно принимался изъяснять какую-нибудь науку, то говорил противоположное тому, что хотел выразить, – такой неясной и некрасивой была его речь [3].

VII.Этот муж, одним махом водрузивший на свои плечи бремя государственного управления, производил на многих тягостное впечатление: лишенный, как уже говорилось, всяких мирских добродетелей, он вид. имел неласковый, не умел как следует вести беседу, всегда и перед всеми обнаруживал грубость нрава, терпеть не мог никакого общения с людьми, приходил в негодование и зверем смотрел на каждого, кто сразу не начинал с сути дела, а предварял свою речь предисловиями, потому-то никто и не хотел к нему обращаться без крайней необходимости. Прямотой такого характера я восхищаюсь, но считаю его скорее подходящим для вечности, а не для нашего времени, для жизни будущей, а не для настоящей. Невозмутимость и полное бесстрастие расположены, как я полагаю, выше всех сфер и вне вселенной, а что касается бытия в телесной оболочке, то оно более общественное и потому более приспособлено к нашему времени, особенно же соответствующая телесной оболочке чувствующая часть души.

VIII.По размышлении я могу различить три состояния душ. Первое – когда душа живет сама по себе, отделенная от тела, твердая, несгибаемая и не подверженная никаким слабостям. В остальных же двух я определяю душу по способу, каким она сосуществует с телом. Если, предпочитая жизнь в середине, обуреваемая великими и многими страстями, она располагается в самом центре круга, то создает человека мирского, сама же по себе она в этом случае не является в полном смысле слова божественной и духовной, но вместе с тем и не телолюбивой, и не подверженной многим страстям. Если же она от середины отклоняется и живет жизнью, тяготеющей к страстям, то порождает любителя наслаждений и радостей [4]. Если же кому-нибудь удается сбросить с себя телесную оболочку и дойти до вершин жизни духовной, что общего у него с земными делами? Ибо, говорит Писание, «я скинула хитон мой; как же мне опять надевать его» [5]. Так пусть поднимется он на высокую гору, отвернется от людей, откажется от них и пребудет там с ангелами, чтобы озарил его высший свет. Но раз никто не может похвастаться таким совершенством своей природы, то пусть тот, кому доверены государственные дела, и занимается ими, как подобает государственному мужу, а не изображает из себя непреклонности – ведь не все живут точно в соответствии с прямолинейными правилами, поэтому, если уже осуждать отклонение, надо отвергнуть и все, что ему сопутствует [6].